— Расскажите, как вы смогли ей подсказывать.
— Это очень просто, детские штучки. Для обозначения фигур мы разработали систему жестов, определенное движение рукой. Этого было достаточно, обо всем остальном можно было договориться взглядом.
— Пожалуйста, расскажите поподробнее о том, как протекала партия с Милевским. Неужели он не догадался?
— Нет, в партии с ним мы прибегли к другой системе. Наталья и Милевский сели за доску сразу после завтрака, меня при этом не было. Дело в том, что жена играла белыми, от нее зависел выбор начала партии, понимаете, в шахматах это очень важно, дебют определяет выбор тактики партии, ее стратегии. Мы с ней заранее все обсудили и пришли к выводу, что надо избрать наступательную тактику, втянуть журналиста в западню…
— Неплохо…
— Это легче сказать, чем сделать. Вот уже и миттельшпиль, а шансы у противников практически равны. Объявили перерыв на обед. У меня было время обдумать два варианта продолжения партии: один твердо гарантировал ничью, второй содержал в себе подвох… Журналист попался на крючок, ничего удивительного, я уже говорил, что он любит рисковать, на это я, откровенно говоря, и рассчитывал. Увлекшись погоней за двумя пешками, он проглядел ладью и вынужден был сдаться.
— Когда разыгрывался эндшпиль, вы находились в зале?
— В том-то и дело, что нет, ведь нам хотелось…
— Ясно.
— Именно поэтому он ничего и не заподозрил.
— А вы сами смогли бы выиграть у него?
— Да, без особого труда. Милевскому при известной теоретической подготовке явно не хватает опыта, навыков борьбы в турнирах. Недостаточно быть хорошим теоретиком, чтобы побеждать на соревнованиях. Впрочем, даже и в теории он не во всем силен, я заметил явные пробелы в его игре в обороне.
— Как он воспринял свое поражение?
— Он был очень расстроен и сам признал, что «переборщил», так он выразился. И в самом деле, он мог свести партию к ничьей.
Я с интересом слушал. Для меня понемногу становилось ясным, что «шахматная концепция» преступления, высказанная Баксом в самом начале расследования, находит свое подтверждение. Правда, я еще не знал, в каких случаях мой друг располагал фактами, а в каких действовал по интуиции, но уже было ясно, что он нащупал путеводную нить. Именно он. Мои сотрудники, даже самые опытные следователи, вряд ли стали бы расследовать преступление в «Альбатросе»… используя шахматную теорию.
— Что было похищено у вашей жены? — таков был следующий вопрос Бакса.
Рожновский взглянул на него с нескрываемым восхищением:
— Откуда вы это знаете? Да, у нее действительно были похищены драгоценности. Фамильные.
— Опишите их подробно.
— Четыре золотых кольца с драгоценными камнями, два дорогих колье, броши, несколько цепочек, другие мелочи. Жена держала их в красивой металлической, богато инкрустированной шкатулке, или ларце, не знаю, как поточнее выразиться.
— Да это целое состояние!
— Вы правы, миллионы злотых, трудно сказать, во сколько их оценили бы сейчас, оценка производилась много лет назад.
— И вы согласились, чтобы такие ценности она брала с собой на курорт?
— В конце концов это была ее собственность. Разумеется, я протестовал, высказывал опасение, что их могут украсть, но она стояла на своем. Пропажу драгоценностей я обнаружил после смерти жены.
— И не сообщили об этом милиции?
— Не сообщил. Я боялся лишних расспросов, мне вообще не хотелось привлекать внимание к размерам нашего состояния.
— Знал ли кто-нибудь о существовании шкатулки?
— Нет… думаю, нет. Впрочем, я не уверен.
— Где жена хранила шкатулку?
— Вот именно! За все время нашего пребывания в Свиноустье я ее ни разу не видел. Признаюсь, меня это беспокоило, как-то я даже попробовал сам ее отыскать, но, знаете, как-то неловко подозревать собственную жену, я поискал немного и бросил.
— Может быть, пани Рожновская отдала драгоценности на сохранение владельцу пансионата пану Боровскому?
— Я предполагал такое и даже сам спросил пана Боровского, но ему Наталья ничего не передавала.
Наступило молчание. Его прервал Бакс:
— Видимо, мне следует вам верить. Вы поступили правильно, если сейчас сообщили нам правду. И тем не менее, я не вправе удержаться от замечания. Так вот, у меня не вызывает сомнения тот факт, что если бы вы не помогли своей жене победить в шахматном турнире, а особенно — выиграть партию у Милевского, вы не были бы… вдовцом.
Эти жестокие слова странным образом не подходили к нашему неофициальному разговору за бутылкой темного пива, но я уже перестал чему-либо удивляться.
— Боюсь, вы правы, — отчаяние исказило лицо Рожновского, — я и сам чувствовал, что в этом турнире что-то не так. Жена моя отличалась решительным характером, наше предприятие почти целиком было на ней, у меня шахматы отнимали слишком много времени. Да, это была женщина с железным характером, и если она что-нибудь задумывала, то с моим мнением никогда не считалась. А сейчас я сообщил вам правду, господа, и готов все сказанное повторить для официального протокола.
— Я вам верю и еще раз повторяю: мы ищем убийцу вашей жены, и вы обязаны нам помогать, а не мешать.
— Теперь я рассказал вам все, что мне известно. Клянусь всем святым. И подчиняюсь во всем вашему решению.
— Пока у нас больше нет к вам вопросов, только просьба сохранить в тайне сегодняшний разговор. Его просто не было.
— Я понимаю.
— Если вы вспомните еще о чем-нибудь существенном, пусть, это будет мелочь, обрывок разговора, например, позвоните, пожалуйста, майору вот по этому телефону. А если вы мне понадобитесь…
— Вот моя визитная карточка, тут домашний телефон и телефон мастерских. Я все время буду в Щецине, в ближайшие дни никаких выездов не планирую.
Рожновский вышел. Арт взглянул на меня. По всей вероятности, у меня был не очень-то умный вид, так как он хмыкнул, а потом, не удержавшись, разразился смехом.
— Арт, что все это значит?
— Я ищу мотив.
— Шахматы?
— Шахматы — лишь ключ к нашей загадке. Я это понял уже тогда, когда знакомился с материалами дела. Сегодняшний разговор с Рожновским лишь подтвердил мое предположение.
— Может, не мешает моим людям присмотреться к нему?
— Пусть присмотрятся, только очень осторожно.
— Ясно. Значит, ключ ты уже нашел. Хорошо бы теперь и замок…
— Замок? — он заморгал, вспомнил об очках, порылся в карманах брюк, извлек очки и оседлал нос, затем характерным жестом взъерошил волосы. Теперь передо мной сидел давно знакомый мне, привычный Аристотель Бакс. — Найду и замок. Я был уверен, что наградой победителю шахматного турнира в «Альбатросе» были отнюдь не серебряный кубок и бутылка коньяка. Надеюсь, ты теперь согласишься со мной? Ставка была намного выше, она была настолько высока, что ради нее пошли на убийство. Замок в наших руках окажется тогда, когда я выясню, что это была за ставка. И если продолжить твою метафору, только тогда я открою дверь, за которой скрывается убийца.
Прежде чем уехать, он попросил меня выяснить для него, как он выразился, несколько «деталей». В числе этих «деталей», относящихся к биографии Милевского, Коваликов, Боровского, Полтыки и Марии Решель были несколько, касающихся скандинавов: что связывает братьев Свенсонов с норвежцем Нильсоном? Каково имущественное положение этих трех скандинавов? Бывали ли они в Польше до этого?
— А что, разве в материалах дела таких данных нет? — удивился я, хотя и знал, что Арт всегда прекрасно помнит все данные.
— Есть немного, но явно недостаточно. Да ты не переживай, там зато собрано множество других данных, правда, совершенно бесполезных.
— Почему ты не назвал панну Чедо? Она тебя ни капельки не интересует? — Я тоже позволил себе поиронизировать.
— С этой точки зрения нет, она вне всяких подозрений. Что же касается этой девушки вообще… Ах, старик, скажу я тебе, редко встретишь такую девушку. К тому же она и умная.
— Божена вне подозрений потому, что… красива?
— Нет, потому что она не играет в шахматы.
В «Альбатросе» начались приготовления к проведению нового шахматного турнира. Бакс был убежден, что турнир — фарс, дымовая завеса, ширма для убийцы, готовящего новое преступление. Что же разыгрывалось в турнире? Явным фаворитом турнира, считал детектив, был Милевский, путь к победе ему мог преградить лишь норвежец. Серебряный кубок, бутылка «Наполеона»… Шах и мат… Победа могла означать смерть. Рожновскую наверняка задушили потому, что у нее были почти стопроцентные шансы победить в турнире. Древняя прекрасная игра, а тут… Что же все это значило? «Черный конь» — так назвал неизвестного противника Аристотель — притаился в темноте.