— Вас удахили по голове каким-то тяжелым пхедметом, — ответил доктор. — Хохошо, что чехеп у вас твехдый, вас оглушило, только и всего.
— А долго я был без сознания?
— С полчаса. Лежите спокойно, вам нельзя двигаться.
— А что с редактором? — Только теперь Бакс вспомнил все, что произошло, и опасение, заставившее его мчаться сломя голову, забыть о собственной безопасности.
Он мчался на помощь. Успел или нет? Воспоминание о перенесенной боли заставило его застонать.
— Пхошу лежать спокойно, — сразу же склонился к нему доктор. — С паном Милевским все в похадке.
«Значит, я успел. Как хорошо!» Постепенно боль проходила, детектив опять сделал попытку подняться, но голова сильно закружилась, и он рухнул на постель.
— Пхошу лежать спокойно, — повторил доктор. — Сейчас я вам сделаю еще один укол, и вы сможете хазговахивать, но только не поднимайтесь.
Укол принес облегчение, боль почти совсем прошла. Бакс пытался собраться с мыслями, вспомнить, что произошло, но в голове был сумбур, никак не удавалось восстановить события этой ночи. Ах, да, Божена, ее белый воротник…
— Божена, напомни мне…
— Мы были с тобой на танцах в «Чайке», — начала девушка. На лице медика выразились удивление и недоверие. «Не верит, черт возьми, что мной может увлечься красивая девушка!» И уже собирались уходить, когда заметили, что пропали твои шарфы. И ты убежал…
Шарфы? Да, да, и я сразу подумал… А потом такси, мчались как на пожар, и темнота в пансионате. И я бегом поднимался по лестнице, третий этаж, какие-то звуки. Потом дверь комнаты Милевского, я ее толкнул, какой-то ослепляющий блеск… Что это было?
— Кто меня нашел?
— Я. — Голос девушки прозвучал сладчайшей музыкой. — Я побежала вслед за тобой, перехватила такси, потратила на это несколько минут. Двери пансионата были распахнуты настежь, я вбежала в холл и остановилась, я не знала, где ты сейчас, я боялась, к счастью, таксист еще не уехал, я попросила его войти со мной, хорошо, что у него был фонарик. Тебя не утомляет мой рассказ?
— Говори, говори!
— Таксист хотел найти пробки, чтобы исправить свет, но я вырвала у него фонарик и побежала наверх, не встретила никого. Ты лежал в коридоре, у дверей комнаты Януша, вся голова в крови. — Только теперь детектив заметил, что его голова перевязана. — Арт, это было так страшно, наверное, я закричала…
— Вы, панна Чедо, охали так, как будто вас хежут, — вежливо вмешался доктор. — Я подпхыгнул в постели, выбежал из комнаты. Кхугом темнота, но я ведь не тхус. Пхавда, увидел свет фонахика, если это можно назвать светом. И все-таки я выбежал в кохидох! — с гордостью закончил молодой медик.
— Я подумала… я подумала, что тебя убили, поэтому так испугалась. Пан доктор, спасибо ему, занялся тобой, сказал, что ты жив, дышишь, а потом, боже мой, потом еще это…
— Что еще, Божена?
— Пусть лучше расскажет пан доктор, он первый увидел, а я все равно не смогу…
— Убедившись, что вам ничего не угхожает, я попросил пана Ковалика, котохый тем временем тоже пхибежал, спуститься вниз за аптечкой, а сам взял фонахик и посветил в комнату пана хедактоха и… — тут он заколебался, но детектив попросил его продолжать, и он докончил: — и увидел… пан хедактох лежал на постели. Я, пхизнаться, потехял голову, панна Чедо опять стала кхичать, пани Ковалик тоже кхичала, женщины, оно понятно…
— А света все не было?
— Да, света долго не было. Когда наконец дали свет, я хаспохядился пехенести вас в вашу комнату, а сам пошел к хедактоху. Он не шевелился, но дышал, я хаспохядился вызвать «скохую помощь», они пхиехали и забхали его в больницу.
— Вы его осмотрели?
— Повехностно. На мой взгляд, он выпил лишнюю таблетку снотвохного. Спал мехтвым сном.
— Вы вели себя молодцом, доктор. Спасибо вам. Я могу встать?
— Нежелательно. Голова болит?
— Нет. — Бакс соврал. Голова просто раскалывалась от боли.
— Если так, у вас на хедкость сильный охганизм. Вам бы еще с полчасика полежать, тем более что ночь.
— Ночь? Что вы говорите! И в самом деле — ночь. У меня все смешалось. Еще раз спасибо, доктор.
Бакс посмотрел в окно, с трудом повернув голову. Светало, за окнами чуть побелело. Взглянул на часы — полчетвертого.
— Ну я, пожалуй, пойду, — сказал доктор. — А вы остаетесь, панна Чедо? — И когда девушка кивнула головой, добавил: — Если я понадоблюсь, зовите меня, без цехемоний.
Он ушел, и молодые люди остались вдвоем. Аристотель жестом показал ей на кресло, но Божена села рядом с ним, на краешек постели.
— У тебя есть кофе? Нет? Тогда я принесу свой и приготовлю, не мешает выпить по чашечке.
Она вышла и вернулась с электрическим чайником, банкой кофе и стаканами.
— Арт, это ужасно. Что же такое делается? Я больше не выдержу. Неужели нельзя попросить милицию оказать тебе помощь?
— А что это даст? Впрочем, милиция и так мне помогает.
— Недостаточно помогает.
— По-другому нельзя, я должен сам…
— Посмотри, уже два раза на тебя покушались. Арт, ведь это не шуточки! А Януш, ты не знаешь, что с ним?
— Действуют по разработанному сценарию: сначала сильная доза снотворного, а потом…
— Можешь не продолжать, я догадываюсь.
— Ничего, главное, что я успел.
— Ужасный день!
— Не переживай, скоро все кончится, это я тебе точно говорю.
— Арт, ведь ты же считаешься выдающимся детективом, неужели до сих пор ты в этом деле не разобрался? Неужели не знаешь, кто преступник?
— У меня есть предположения…
— Предположения! Убьют тебя вместе с твоими предположениями! Ну как ты этого не понимаешь? — Девушка почти кричала, позабыв от волнения обо всем на свете. И так она была хороша в своем волнении, что Аристотель невольно улыбнулся. — Нет, вы посмотрите, он еще и улыбается! Тебе покрепче?
Божена занялась кофе. И получился он крепкий, ароматный, горячий. Пить такой — одно наслаждение!
— Божена, ты ведь устала.
— Очень устала, я, пожалуй, пойду посплю. И наверняка просплю завтрак, ты разбуди меня, ладно? Постучи в дверь в семь часов.
После завтрака он взял такси, и они с Боженой поехали в больницу. Старичок портье в видавшем виды мундире ни за что не хотел впустить их, хотя девушка выдавала себя за сестру больного. Пришлось Баксу прибегнуть к старому как мир аргументу, и ворота для них открылись. Но в коридоре больничного здания они встретили другое препятствие — дежурного врача.
— Милевский? Да, он у нас, но к нему нельзя.
— Вот эта пани его жена, и она очень беспокоится о муже.
Окинув студентку восхищенным взглядом, врач смягчился:
— Подождите здесь, я схожу посмотрю, как дела.
— Арт, зачем ты так!
Но тут вернулся врач и решительно заявил, что больного сейчас нельзя посетить.
— Почему же?
— Его состояние это исключает.
— Доктор, вы не могли бы рассказать подробнее о его состоянии?
— Он еще не пришел в сознание.
— Мне надо его обязательно увидеть, — настаивал Бакс. — Я не буду с ним разговаривать, только взгляну.
— Вы что, из милиции?
— Да вроде того. Мои полномочия может подтвердить поручик Вятер из районного отделения милиции. Если хотите, позвоним ему.
— Не надо, я вам верю. А вы, пожалуйста, останьтесь здесь, если мне попадет, так за одного человека.
Детектив надел белый халат и вслед за дежурным врачом поднялся на второй этаж. Журналист лежал в боксе один, его лицо желтым пергаментом выделялось на белой подушке, лоб покрывали капли пота.
— Он что, сам отравился? — полюбопытствовал врач.
— Да.
— Из-за жены, наверное? Какая женщина!
— Хороша, правда? Изменяла бедняге. Со мной.
Врач недоуменно посмотрел на посетителя, но понял, что тот шутит.
— Доктор, вы его осматривали? Расскажите…
— Прошу прощения, но я не вправе разглашать…
— Я из милиции, — повторил Бакс и показал врачу удостоверение, выданное ему Главным управлением МВД. Редко он им пользовался, но теперь оно пригодилось. Врач ознакомился с удостоверением, особое внимание уделив печати.
— Осматривая поступившего к нам больного, я сделал заключение: отравление доларганом. Это сильное снотворное. Я распорядился сделать промывание желудка, уколы…