Экспресс «Голубая волна» Свиноустье — Варшава мчался к столице. За окнами мелькали аккуратные деревеньки: домики с красными крышами, зеленые прямоугольники лугов и квадраты полей. В специально забронированном купе мы сидели втроем: очаровательная загорелая студентка, Арт в ковбойке и джинсах и я, облаченный в мундир пока что с майорскими звездочками. Я говорю «пока что», ибо в столице, в Главном управлении милиции меня уже ожидало повышение по службе и в воинском звании. Повышение, давно заслуженное мною, но сколько пришлось бы еще ждать, если бы не операция «Черный конь»? И вот я еду получать подполковника.
У меня над головой в сетке — внушительных размеров несессер. По инструкции содержимое несессера обязывало меня вызвать для его перевозки бронированный автомобиль и вооруженный конвой, но я решил, что безопаснее будет доставить его самому, тем более что едем днем и одни в купе — мы его закупили целиком. Столичные эксперты оценят сокровища папы Миллера, назовут и стоимость золотых шахмат и того, что хранилось в шкатулке Рожновской. Составляя предварительную опись сокровищ в отделении милиции города Свиноустье, мы насчитывали около двухсот предметов, которые, опять же по предварительным оценкам, стоят десятки миллионов злотых. Следовательно, и награда, полагающаяся Аристотелю Баксу, — а уж я позабочусь, чтобы ее выплатили без обычной у нас волокиты, — тоже выразится в значительной сумме.
Поезд отправился в свой неблизкий путь, мы уже перебрали все банальные темы для разговора, а Арт все не приступал к главному. Наконец я не выдержал:
— Ну, расскажи же, как ты сумел обо всем догадаться! Знаешь ведь, что я умираю от любопытства.
И Бакс начал рассказывать, глядя в окно на мелькающий мирный пейзаж:
— Помнишь наш первый приезд в Свиноустье? Уже по дороге, знакомясь с делом, я обратил внимание на одну деталь: шахматы. Убитую Наталью Рожновскую окружали одни шахматисты. Я поселился в доме Боровского, и в первые дни моего пребывания в Свиноустье во всех поступках руководствовался лишь интуицией. И посоветоваться не с кем, ведь ты был далеко, а поручик Вятер делал лишь первые шаги на шахматном поприще…
Я уже тогда обратил твое внимание на слет шахматистов. Явление необычное, оно не могло быть случайным. Начинается шахматный турнир. В обстановке курортной идиллии вдруг совершается убийство — погибает женщина. Наталья Рожновская должна была победить в турнире. Не требовалось особого ума, чтобы связать оба обстоятельства…
— И тебя как всегда больше интересовала сама проблема, чем установление личности преступника? — спросил я.
— Конечно, но решение проблемы предопределяет и установление личности преступника. Ты ведь это понимаешь, так что не иронизируй. Действительно, сначала я попытался ответить на вопросы «что» и «как» вместо «кто». Эта ошибка стоила мне нескольких потерянных дней, ведь Боровский не был фаворитом в турнире и членом семьи Миллера. Правда, он принимал участие в турнире, а через Марию Решель знал все семейные дела Миллеров. Он стоял в сторонке, готовый в любой момент вступить в действие. И вступал, а у меня не было против него никаких улик.
— Из истории криминалистики, — продолжал он, — мы знаем, что для убийцы, как правило, характерна весьма примитивная психика. И в нашем случае Боровский действовал одним методом, используя снотворное и собственные руки. В борьбе со мной ему помогали могущественные союзники: а) Мария Решель, которая во всем ему доверяла и к тому же была слепо в него влюблена, надеялась, что он женится на ней, и б) наличие у других лиц бесспорных мотивов преступления. Хотя ему нельзя отказать и в известной хитрости и расчете. Но об этом потом.
Итак, для начала я размышлял над причинами повторного приезда в «Альбатрос» тех же, что и в прошлом году, отдыхающих. Ведь в этом доме прошлым летом совершено зверское убийство! Приезжать сюда второй раз?!
— Знаешь, — перебил я, — уже в самом начале ты ошарашил меня тем, что связал это дело с шахматами. А потом Рожновский…
— Да, Рожновский, — продолжал Арт. — Странно, что такой классный игрок не принимал участия в турнире. Но скоро я установил, что он действительно не мог участвовать в турнире. Во-первых, ему и в самом деле часто приходилось ездить по делам в Щецин, а во-вторых, он должен был помогать жене. Кроме Боровского, никто об этом не догадался, ну а дли Боровского итог турнира не так уж был и важен…
— Но и ты ведь догадался об этом! Я помню, что во время допроса Рожновского ты спросил его, каким образом он подсказывал жене.
— У меня не было никаких доказательств, только предположения, я выстрелил вслепую — и попал. Когда же Рожновский признался, что жена просила ему помочь ей выиграть турнир, я уже твердо знал, что ставкой была наверняка не бутылка коньяка и кубок. Я стал искать убийцу среди шахматистов. Точнее — среди сильных шахматистов. В их число я включил обоих шведов, норвежца, журналиста, Ковалика и хозяина пансионата. В убийстве Рожновской я подозревал поначалу и ее мужа, но после того, как он сбежал, я все хорошенько обдумал — и снял с него подозрение!
— Вот тебе и раз! — удивился я.
— Нет, все логично. Я понял, что он ничего не знал. Ни о завещании, ни о главной ставке шахматного турнира, ни о действительных страстях, бушевавших вокруг него. А бежал потому, что запутался в собственных делах — теперь мы это знаем, испугался, что его махинации с налогами вскроются, вот и смылся. Я еще не уверен, сбежал бы он, если бы знал о маячащих на горизонте сокровищах папаши Миллера. Но как бы там ни было, у меня осталось шестеро, среди которых скрывался преступник.
— Преступник мог действовать не в одиночку, да и вообще мы могли иметь дело с преступной группой.
— Я рассмотрел и эту возможность. И отбросил ее. Способ, которым совершались преступления, свидетельствовал о том, что это дело рук одного человека. Думал я и над причинами приезда к нам шведов и норвежца — ехать из-за границы лишь для того, чтобы участвовать в шахматном турнире? Встретить такое можно лишь среди профессионалов, вот, например, Бобби Фишер — прекрасный шахматист и еще лучший бизнесмен… И ссылки на дождь были неубедительны. То есть, я могу понять наших, но иностранцев… Вот скажи, Павел, если бы ты приехал за границу — ну в ту же Швецию, а там идет дождь, неужели ты бы засел в доме за шахматы, а не ринулся осматривать достопримечательности новой для тебя страны, посещать музеи, выставки, порнографические клубы?
— Да уж в шахматы я бы точно не играл!
— Тем лучше… для шахмат. Вот я и подумал, что, может быть, следует разгадку нашей тайны поискать в прошлом? Поэтому я и просил тебя дать дополнительные сведения о главных действующих лицах спектакля. И точно, новые данные оказались очень полезными. Я узнал, что скандинавы хорошо знают друг друга, находятся в постоянных контактах — деловых и личных, что Милевский держит акции иностранных предприятий. Все это заставляло предполагать и какие-то другие связи, более тесные, может быть, кровные? О родстве говорили и некоторые данные их биографий, и сходные имена родителей, кое-какие мелочи. Очень много хлопот во время моих генеалогических изысканий доставила мне жена, точнее любовница художника, урожденная Миллер. А фамилию Миллер я впервые встретил в календаре Марии Решель и шел по следу.
— Пани Ковалик тоже оказалась родственницей Миллеров? — поинтересовалась Божена.
— Нет, она оказалась просто однофамилицей — ведь фамилия Миллер очень распространена. Но эта глупая случайность доставила мне много неприятностей, запутала стройный ход моих умозаключений и чуть не развалила совсем мои искусные теоретические построения.