При этом, спешу заметить, что вы не были столь безучастны, как могло показаться стороннему наблюдателю. Все происходящее вас расстраивало безмерно, и, пожалуй, сейчас трудно определить, кто из вас двоих пострадал в этой истории больше. По здравому разумению, я бы поставил на вас, милый В. Некогда ваша П. в конце концов поняла, что вы беспросветный тупица и всей мудрости мира не хватит, чтобы заставить вас не противиться своему счастью. Тогда она оставила попытки вернуть вас, вышла замуж за не менее, а скорее даже и за более достойного, чем вы, человека, и в общем и целом стала счастливой.
Тогда как вы… Не хотелось бы, конечно, бить лежачего, но вы и без того знаете, что ваша судьба достойна сожаления, вернее, достойна сожаления ваша неблагодарность судьбе. Фортуна осЫпала вас дарами, но вам этого было мало, и вот, руководствуясь глупейшим принципом «все или ничего», вы предпочли ничто и теперь, видимо, горды собой безмерно, — здесь Мистер бросил на В. в высшей степени укоризненный взгляд.
— И ведь это не самые странные ваши поступки, бесценный мой В., - добавил, помолчав, Мистер. — Вот что гораздо интереснее: чем досадил вам тот несчастный телевизор, который вы выбросили из окна?
В. покраснел до ушей. А об этом-то откуда знает этот надоедливый старикан?
— Да, да, милый мой В., - говорил Мистер. — Заметьте, не прОдали, не сдали в ремонт, не подарили, а именно выбросили из окна. Вот уж настоящее безумие! Правда, дело было глубокой ночью и никто так и не узнал, что именно вы учинили это безобразие, но грохот слышал весь квартал. Зачем же вы так хулиганите, любезный В.? Чем вас обидело чудо техники? Что за страсть к разрушению? Ей богу, непонятно!
Мистер умолк, изобразив на своем лице высшую степень обескураженности. Через некоторое время он продолжил голосом, полным непередаваемого ехидства:
— Так к чему все эти странности, дорогой В.? Чего вы добивались? А?
В. косил из-под бровей недобрым взглядом, но упорно молчал.
— Или вы считаете меня недостойным Вашей откровенности, дорогой В.? А?
«Еще одно „а?“, — подумал В., закипая, — и я ему…»
— Насколько я знаю людей, бесценный В., - продолжал Мистер, — ни один из них не даст и крошки хлеба, не рассчитывая получить что-то взамен — неважно что: деньги, чувство морального удовлетворения, восхищение окружающих. Да мало ли что! Можно сколько угодно прикрываться божественными заповедями или земными законами от истины, которая несомненна, да что там говорить, которая огненными буквами начертана в небе: «Корысть суть любых деяний человека!» — при этих словах Мистер устремил взгляд в небо, словно в огромную книгу.
— То есть обыкновенная личная выгода движет всеми нами, разлюбезный В. Ожидания, конечно, различны — один ждет получки, другой Царства Небесного, но тем не менее ожидание остается ожиданием. Мы все — молча, крича, плача, воинственно негодуя, как угодно — требуем чего-то от мира, который очень часто остается глух к нашим мольбам, увы! — Здесь Мистер скорбно склонил свою седую голову на грудь и вздохнул.
Какое-то время он, должно быть, вспоминал свои собственные невзгоды, но потом внезапно вскинул голову и изменившимся голосом проревел: — «Все подлинное — бескорыстно, иное только фальшь, участь которой — разоблачение!» — при этом глаза его то ли как-то странно вспыхнули, то ли отразили случайно упавший луч света, но на какой-то миг В. показалось, что в них — черная бескрайняя бездна. В. невольно отшатнулся и почувствовал, как паника волной прокатывается по телу. Ноги В. похолодели, руки затряслись мелкой дрожью. Причем В. ясно осознавал, что разумных оснований для страха нет — что может здоровому, хотя и несколько ослабленному от недоедания, молодому мужчине сделать этот хлипкий старик, ха! Да это просто смешно! Но В. почему-то совсем не хотелось смеяться.