Себе самим,Кто был живым,Как заповедь писали:
Не пощадиВрага в бою,ОсвободиСемьюСвою.
ГЛАВА 9
Я начал песню в трудный год,Когда зимой студенойВойна стояла у воротСтолицы осажденной.
И завершаю в год иной,Когда от стен БерлинаПришел солдат с войны домойСвоей дорогой длинной.
Чего, чего не повидал,Казалось, все знакомо.Но вот пришел, на взгорке сталИ ни двора, ни дома.
И там, где канули в огнеВенцы, столбы, стропила, —Темна, жирна по целине,Как конопля, крапива.
Да груда глины с кирпичом,Золою перебитая,Едва видна на месте том,Уже травой прошитая.
Глухой, нерадостный покойХозяина встречает.Калеки-яблони с тоскойГольем ветвей качают.
Глядит солдат: ну, ладно – дом,А где жена, где дети?..
Да, много лучше о другом,О добром петь на свете.
Но не минуешь горьких слез,Которым срок не минул.Не каждой матери пришлосьОбнять родного сына.
Не каждой женщине – жене,Родной сестре, невесте —О тех, что сгинули в войне,В конце дождаться вести.
Ответ не каждому письму, —Иное без ответа.Привет не каждому тому,Чье сердце ждет привета.
Но если та горька печаль,Чье место свято в доме,То, может, легче, да едва ль,Печаль особой доли.
Печаль подвижника-бойца,Что год за годом крядуВойну исполнил до конца,И вот тебе награда!
Присел на камушке солдатУ бывшего порога,Больную с палочкою в рядСвою устроил ногу.
Давай солдат курить табак,Сходиться люди стали,Не из чего-нибудь, а так —В свидетели печали.
Стоят над нею, опершисьНа грабли, на мотыги.Вздохнул один и молвил:– Жизнь… —Другой сказал:– Как в книге…
А третьи только и моглиДобавить осторожно:– Еще не все домой пришлиИз той дали острожной.
И отвести старались взглядСоседи в разговоре,Чтоб не видать, как он, солдат,Давясь, глотает горе.
Не мог он душу освежитьТем трудным, скрытым плачем…Все так.А надо было жить.И жить хозяин начал.
Погостевал денек-другой.– Ну что ж, на том спасибо. —И потянул с больной ногойНа старую селибу.
Перекурил, шинель долой,Разметил план лопатой.Коль ждать жену с детьми домой,Так надо строить хату.
А где боец за столько летСебе жилья не строил!Не только там, где лесу нет,А нет земли порою.
Где нет земли, один песок,А то, как камень, грунт жесток,А то – болото. Мука!А на земле – не штука.
Так-сяк, колхозЛеску подвез,Помог до крыши сруба.А дальше самМостил, тесал, —Займись – оно и любо.
И все спешил покончить в срок,Как будто в хате новойСкорей солдат увидеть могСемью живой-здоровой.
К покосу был окончен дом,Как раз к поре горячей.А сам солдат ютился в немСо дня, как строить начал.
На свежеструганом полу,Что облекал прохладой,Он отдыхал в своем углуС великою отрадой.
Да что! У смерти на краю,На каждом новоселье,И то любитель был своюОбжить, устроить келью.
Не знаешь, год иль день там быть,А все же и в землянкеОхота гвоздь какой-то вбить,Зажечь фитиль в жестянке.
Водой, дровами запастись,Соломой побогаче.А там – приказ. И в ночь снялись,И с тем жильем навек простись! —А жить нельзя иначе.
Соорудил хозяин стол,Лежанку возле печи.И все в порядок произвелЖеланной ради встречи.
Гадал, старался что к чемуПриладить, вспомнить кстати…
И так тоскливо самомуВдруг стало в этой хате.Такая горькая нашлаДуше его минута.
– Зачем не ты меня ждала,А я тебя, Анюта?
И не мила, не дорогаЕму своя светлица…Пошел солдат с людьми в луга.Чтоб на людях забыться.
Чтоб горе делом занялось,Солдат вставал с рассветаИ шире, шире гнал прокос —За все четыре лета.
Вслед за косой качал солдатСпиной, от пота серой.И точно время на свой лад,Своею мерял мерой.
И добрым ладом шли часы,И грудь дышала жадноЦветочным запахом росы,Живой травы из-под косы —Горькавой и прохладной.
И сладкий пек июльский зной,Как в годы молодые,Когда еще солдат с женойХодил в луга впервые.
В луга верст за пять от села.И пот кипел на коже,И точно сила, как была, —Не та, не та, а все же!..
И косу вытерши травойНа остановке краткой,Он точно голос слушал свой,Когда звенел лопаткой.
И голос тот как будто вдальВзывал с тоской и страстью.И нес с собой его печаль,И боль, и веру в счастье.
Коси, коса,Пока роса,Роса долой —И мы домой.
1942–1946
