— Да.
Она послушно поставила ногу на перекладину стула, обхватила руками колено, а затем посмотрела через левое плечо, как будто прислушиваясь к тому, что ей кто-то говорит.
— Я сидела так целый час неделю назад.
— Час, — повторил он, приступая к работе. — Перед тем, как предаться разгулу в выходные.
— Я так привыкла к загулам и безумным похождениям, что они не оказывают никакого влияния на мою жизнь.
Теперь настал его черед:
— Неужели?
Сет так похоже передразнил ее, что она рассмеялась. Он поспешил поскорее схватить это настроение и запечатлеть на холсте ее смеющееся лицо.
— Я знаю твой тип, Дрю. Вы проходите мимо — такие красивые, умные и недоступные, что нам, мужчинам, остается только страдать.
Он явно сказал что-то не то, так как улыбка на ее лице мгновенно погасла.
— Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о том, к какому типу женщин я принадлежу.
— Я не хотел тебя обидеть, извини.
— Я не так хорошо тебя знаю, чтобы ты мог меня обидеть. Однако я знаю тебя достаточно, для того чтобы ты мог меня раздражать.
— Правда, извини. Я пошутил. Мне так нравится, как ты смеешься.
— Недоступная, — почти прошептала она. — Что, может, еще скажешь, что я была гордой и недоступной, когда ты вдруг схватил и поцеловал меня?
— Мое поведение говорит само за себя. Часто мужчина ведет себя неловко с красивой женщиной, к которой его влечет. Ему легче сказать себе, что она недоступна, чем проанализировать свои собственные поступки. Женщины нас пугают.
— И ты хочешь, чтобы я поверила, будто ты боишься женщин?
— Первую девушку, к которой я испытывал серьезные чувства, да, боялся. Только через две недели решился позвонить ей.
— А сколько тебе было лет?
— Пятнадцать. Ее звали Мэрилин Помрой. Такая маленькая, легкомысленная брюнетка.
Ее губы дрогнули.
— Мне тоже очень нравился мальчик в пятнадцать лет. Уилсон Баффертон Лоуренс. Друзья называли его Баффом.
— И что можно делать с парнем по имени Бафф? Играть в поло или в сквош?
— Мы с ним играли в теннис. На первом свидании я выиграла с разгромным счетом, и это положило конец нашему роману. Я страшно переживала, а потом разозлилась на него, и от нежных чувств не осталось и следа.
— А где теперь этот Бафф?
— Как меня проинформировала моя мать в воскресенье, осенью он собирается жениться во второй раз. Родители напомнили мне — раз пять по меньшей мере, — что они будут счастливы истратить на мою свадьбу сколько угодно, лишь бы показать всем, в том числе Лоуренсам, что у нас все лучше всех.
— Значит, ты хорошо провела время с семьей в День Матери?
Она глубоко вздохнула:
— Мои визиты домой очень редко бывают приятными. А ты, наверное, навестил каждую из своих невесток?
— Да, я заезжал к ним. Отвез подарки. И так как каждая из них расплакалась, когда я вручал их, думаю, им понравилось.
— А что ты им подарил?
— Я написал для них по маленькому семейному портрету.
— Как это мило с твоей стороны. А я подарила матери вазу и дюжину роз. Она была очень довольна.
Сет отложил в сторону краски, подошел к ней и взял ее лицо в ладони:
— Тогда почему ты такая грустная?
— Да я не грустная. — Она не помнила, чтобы разговаривала с кем-то так откровенно. — Тебе трудно понять наши проблемы. У нас все очень непросто, не то что в вашей дружной семье.
— У нас тоже бывают конфликты.
— Нет, это все мелочи, в главном вы единая, дружная семья. Мне уже надо идти, открывать магазин.
— У нас еще осталось время от сеанса, — сказал он. — Уж если я в чем-то и разбираюсь, так это в семейных конфликтах. Первую треть жизни я провел в сплошных конфликтах.
— Это было до того, как ты переехал к дедушке?
— Да, это было до того, как я приехал сюда. Когда я жил со своей родной матерью.
— Да, понимаю.
— Нет, дорогая моя, тебе этого не понять. Она была проституткой, пьяницей и наркоманкой. Она превратила первые годы моей жизни в настоящий кошмар.
— Мне очень жаль. Это, должно быть, было ужасно. Но ведь сейчас она для тебя ничто.
— И к этому заключению ты пришла, прочитав пару статей и узнав от меня несколько фактов?
— Нет. Я подумала, что это так, когда провела чудесное воскресенье в компании твоей семьи. Ну вот, теперь и ты погрустнел. — Она покачала головой. — Я вообще не понимаю, с какой стати мы затеяли этот разговор.
— Это ведь естественно. Люди, которые увлечены друг другом, всегда рассказывают о себе.
— Я ведь уже говорила тебе…
— Да, я помню, ты не хочешь, чтобы между нами что-то было. Но это есть. — Он провел пальцем по ее волосам — от челки до шеи. — Мы встречаемся уже несколько недель…
— Мы с тобой не встречаемся.
Он неожиданно быстро и страстно поцеловал ее.
— Ну вот, видишь?
Она не успела среагировать, а он уже снова целовал ее нежно и медленно. Он гладил ее своими чудесными руками по лицу, шее и плечам.
И все ее клятвы насчет мужчин и серьезных отношений начали рушиться. Когда он немного отстранился, она перевела дыхание и сказала:
— Может, я и буду спать с тобой, но встречаться — ни за что.
— Значит, я вполне подхожу тебе для секса, но не для романтического ужина при свечах. Мне, право, даже как-то неловко такое слышать.
— Ну ладно, признаю, что у тебя прекрасное чувство юмора. Я восхищаюсь твоими картинами, и мне очень нравится твоя семья. Я подумаю.
Меня спас будильник, подумала Дрю. Когда он прозвенел, она подошла к мольберту. На холсте было шесть набросков — в разных ракурсах, с разным выражением лица.
— Я думала, ты пишешь портрет в той позе, в какой меня посадил. Ты ведь начал его, а теперь я вижу столько новых рисунков.
— У тебя сегодня не было настроения позировать. Тебя что-то беспокоило, вот я и пытался схватить все мелькавшие у тебя на лице чувства. Ты обещала уделить мне четыре часа в воскресенье, — напомнил он. — Мне бы хотелось поработать на воздухе, если позволит погода. Я как-то проезжал мимо твоего дома. Ты не возражаешь, если я буду писать тебя там? И тебе будет удобнее. Ну как, в десять часов нормально?
— Думаю, да.
— Да, и насчет той картины с наперстянками. Если ты дашь ее мне, я ее вставлю в раму, и тогда ты сможешь узнать, сколько она стоит. Ведь тебе это, наверное, интересно.
— Она внизу, в магазине.
— Я зайду за ней, перед тем как ехать домой. — Он шутливо пробежался пальцами по ее руке и сказал с усмешкой: — А попозже вечером я могу к тебе заехать, и мы по-быстрому займемся сексом, без всяких там глупых прелюдий.
— Не думаю. — Она направилась к двери, а на пороге обернулась и сказала, глядя ему прямо в глаза: — Если это и произойдет, то ни в коем случае не по-быстрому и не как что-то само собой разумеющееся.
Когда дверь за ней закрылась, он посмотрел на холст. Она олицетворяла собой множество женщин. И каждая из них ему нравилась.
— Что-то его волнует.
Анна ходила взад и вперед по ванной комнате и разговаривала с силуэтом Камерона, просвечивающим сквозь занавеску.
— Да все с ним нормально. Он просто пытается приспособиться к новой жизни.
— Он плохо спит, я это заметила.
— Он же художник. К тому же он еще работает на верфи, ему приходится заново привыкать ко всем нам.
— А ты заметил, как он проводит свободное время? Он не встречается с бывшими друзьями. Он не ходит на свидания ни с Дрю, ни с кем-то еще. Вот и сейчас он внизу, играет в видеоигры с Джейком, — продолжала она. — И это в пятницу вечером! Вспомни, часто ты в его возрасте проводил выходные дома?
Чуть позже Камерон заглянул в комнату к своему младшему сыну: они с Сетом азартно сражались в какую-то игру. Джейк в восторге кричал:
— Теперь я твой правитель! Поклонись королю!
— Размечтался! Давай-ка сыграем еще раз!
— Сначала поклонись королю! — повторил Джейк.
— Пошли прогуляемся, — кивнул Камерон Сету.