— Без сомнения. К вам я еще обязательно зайду.
— Пожалуйста, заходите.
Положив рисунок в карман, она закрыла за ним дверь.
Как приятно было снова увидеть Сибилл, быть с ней вдвоем, наблюдать, с каким удовольствием она расставляет цветы в высокой прозрачной вазе. Они действительно потрясающе ей подходили, решил он. Так же, как и дом, который они с Филлипом купили и обставили, — массивное, старое здание в викторианском стиле.
Сибилл была матерью двоих очень шустрых детей, а кроме того — социологом и очень успешной писательницей. И выглядела абсолютно спокойной и безмятежной. Сет знал, что эта безмятежность давалось ей нелегко. Она выросла в том же доме, что и его мать, Глория Делаутер. Они были сводными сестрами, но непохожими друг на друга как день и ночь.
При одной мысли о матери все у него внутри переворачивалось, поэтому он постарался выбросить ее из головы.
— Когда вы с Филлипом и детьми приезжали в Рим, я и не думал, что в следующий раз мы встретимся здесь.
— Мне так хотелось, чтобы ты вернулся домой! — Сибилл налила два стакана чая со льдом. — Знаешь, иногда я что-нибудь делаю и вдруг остановлюсь и подумаю: чего-то не хватает. Но чего? А потом сразу вспомню — ах да, Сета. Сета мне не хватает. Правда, глупо?
— Почему же глупо? Мне очень приятно это слышать.
Они говорили о работе, о детях. Когда он поднялся, чтобы попрощаться, она обняла его:
— Спасибо за цветы. Они великолепны.
— Знаешь, мне попался очень хороший магазинчик на Маркет-стрит. Его хозяйка прекрасно знает свое дело. Ты туда заходила?
— Да, пару раз. — И, хорошо зная Сета, Сибилл лукаво улыбнулась. — Она хороша, не правда ли?
— Кто? — Он усмехнулся. — Да, у нее красивое лицо. А что ты о ней знаешь?
— Она переехала сюда прошлым летом, а осенью открыла магазин. Говорят, она из Вашингтона. Кажется, мои родители знают каких-то Уайткоумов и Бэнксов. Может быть, это ее родственники. — Она пожала плечами. — Точно не знаю, я ведь сейчас с ними не особо общаюсь.
— Мне очень жаль. — Он дотронулся до ее щеки.
— Не стоит из-за этого переживать. У них есть прекрасные внуки, на которых они не обращают никакого внимания.
— Твоя мать не может простить тебе, что ты тогда за меня вступилась.
— Ну что ж, ей же хуже. И потом, я была не одна. В этой семье в трудных ситуациях никто не остается в одиночестве.
В этом она права, думал Сет по пути на верфь. Никого из Куиннов никогда не бросали на произвол судьбы.
Глава третья
Отпустив следующего клиента, Дрю вынула из кармана рисунок. У нее не было ни малейшего желания позировать, она не хотела, чтобы он изучал ее лицо, не хотела, чтобы оно навсегда оказалось запечатленным на полотне. Даже таким талантливым художником. Но ей был любопытен сам Сет Куинн.
В статье о нем, которую она недавно читала, приводились кое-какие детали его биографии. Она знала, что он приехал на Восточное побережье совсем маленьким, что его взял в свой дом Рей Куинн, который вскоре после этого погиб в автомобильной аварии. Рей Куинн был его дедушкой, а после его смерти Сета растили трое приемных сыновей Рея и их жены. Может быть, он ее и не обманывал — цветы действительно предназначались им.
Ей это было, в сущности, не важно. Ее больше интересовало то, что говорилось в статье о его работе и о том, как члены его семьи поощряли его рано проявившийся талант.
Дрю трудно было представить, что человек, которого итальянцы называют дюуат — молодой мастер, — вдруг решил поселиться здесь, в Сент-Кристофере. Правда, ее многочисленные знакомые тоже представить себе не могли, что Друсилла Уайткоум Бэнкс, молодая аристократка, будет продавать цветы в магазинчике на берегу залива.
Ее мало интересовало, что думают о ней люди. Она приехала сюда, сбежав от светских обязательств, от удушающих объятий семьи. А еще из-за того, что родители беззастенчиво использовали ее в своих бесконечных играх.
Она приехала в Сент-Кристофер, чтобы обрести покой. Покой, о котором всегда мечтала. И здесь она его нашла.
Хотя мать была бы в восторге от того, что ее дочь привлекла внимание Сета Куинна — а может быть, именно поэтому, — у нее не было никакого желания этот интерес подогревать.
Куинны были, судя по рассказам ее клиентов, большой самодостаточной семьей. А семьей она была сыта по горло.
С другой стороны, молодой художник был хорош собой, остроумен и очень привлекателен. К тому же любой мужчина, который покупает цветы своим невесткам, да еще так тщательно их подбирает, заслуживает уважения и похвалы.
— Ну что ж, тем хуже для нас обоих, — пробормотала она и убрала рисунок в ящик.
Сет тоже думал о Дрю. Он не сомневался: в конце концов она согласится позировать. У него был целый арсенал средств, позволявших уломать кого угодно. Оставалось только решить, какое именно пустить в ход.
У нее нет комплексов в отношении собственной внешности, что естественно. Она уверена в себе и не смущается, когда мужчина дает ей понять, что находит ее привлекательной.
Она не замужем, и интуиция подсказывала Сету, что сейчас у нее никого нет. Такая женщина не потащилась бы в глухомань вслед за любовником. Она уехала из Вашингтона просто потому, что ей так захотелось.
Сет остановился у старого кирпичного амбара, который в свое время приобрели Куинны. Выходя из машины, он посмотрел на крышу. Помогая перекрывать ее, вспомнилось ему, он упал и чуть не сломал себе шею.
Он стоял, уперев руки в боки, глядя на выцветшую табличку «Лодки Куиннов»: к четырем именам, которые там были с самого начала, прибавилось еще одно: Обри Куинн.
Она, как птичка, вылетела из двери. На бедрах у нее висел пояс с инструментами, бейсболка была низко надвинута на лоб.
Обри издала радостный клич и бросилась к Сету, подпрыгнула, обхватила его руками за шею, а ногами — за талию. Когда он поцеловал ее, козырек бейсболки больно врезался ему в лоб.
— Никогда больше не уезжай! Не смей уезжать от нас!
— Да я и не могу. Тут все меняется в мое отсутствие. Ну ладно, пусти меня.
Он отстранился, чтобы хорошенько ее рассмотреть. В два года она была его маленькой принцессой. А в двадцать превратилась в стройную, очень привлекательную девушку.
— Вот это да, какой ты стала красоткой!
— Правда? Да и ты очень даже ничего.
— Почему ты не в колледже?
— Слушай, хватит об этом. — Обри уселась на землю. — Я проучилась там два года, и это было хуже тюрьмы. Вот чем я хочу заниматься. — Она показала на табличку над входом. — Видишь, там уже есть мое имя.
— Ты всегда умела добиться от Этана своего.
— Папа меня прекрасно понял, а потом, представь, даже и мама. Ты всегда был способнее меня к учебе, но зато никогда не мог делать такие лодки, какие делаю я.
— Если и дальше будешь меня оскорблять, не получишь подарка.
— Подарок? Где он?
— В машине. — Он показал в сторону стоянки и был очень доволен, когда она от изумления раскрыла рот.
— «Ягуар»? Вот это да! — Она подбежала к машине и с благоговением провела рукой по серебристому капоту. — У Камерона слюнки потекут, когда он его увидит.
Когда он вынул из багажника длинную белую коробку, она захлопала глазами.
— Ты купил мне цветы? Ой, дай же быстрее посмотреть! Что это такое? — Она вытащила нож и быстро разрезала ленточку. — Подсолнухи! Какие веселые!
— Они похожи на тебя.
— Ох, как же я тебя люблю, Сет! И как я на тебя злилась, когда ты уехал! — Когда ее голос предательски задрожал, он неловко похлопал ее по плечу. — Ладно, не бойся, я не расплачусь. Мне очень нравятся подсолнухи.
— Я очень рад. — Он легонько шлепнул по руке, попытавшейся залезть к нему в карман. — Нет-нет, ключи ты не получишь, попозже. Сейчас мне самому машина нужна. Я хочу отвезти цветы Грейс.
— Ты ее все равно не застанешь. Сегодня мама разъезжает по всяким разным делам, а потом забирает Дика из школы и отвозит на занятие фортепьяно. Я сама передам ей цветы от тебя.
— Скажи, что я попытаюсь заскочить завтра, а если не получится, увидимся в воскресенье.