Выбрать главу

Всем стало понятно, что обладатель загадочной руки, кто бы он ни был, дает таким образом знать: отныне он водворился внутри дома.

Миссис Проссер стали мучить по ночам странные, жуткие сны, некоторые из них подробно пересказала в длинном письме тетя Ребекка — иначе как кошмарами их не назовешь. А однажды ночью, когда мистер Проссер запер дверь спальни, его поразила царившая в помещении полнейшая тишина — не слышно было даже дыхания. Мистера Проссера это насторожило, поскольку он знал, что жена уже в постели, а на слабость слуха он никогда не жаловался.

У изножья кровати на столике горела свеча, мистер Проссер держал в руке еще одну, а под мышкой сжимал гроссбух своего тестя. Проссер раздернул полог и на несколько секунд застыл, пораженный ужасом, поскольку принял свою жену за мертвую: ее лицо было недвижимо, бледно и покрыто испариной; на подушке, за пологом, рядом с ее головой супруг заметил — как ему показалось в первое мгновение — жабу; вглядевшись, он узнал все ту же пухлую кисть руки; запястье лежало на подушке, а пальцы тянулись к виску спящей.

Ошеломленный мистер Проссер запустил тяжелой книгой в полог, туда, где должен был прятаться обладатель руки. Рука быстро, но плавно отдернулась, полог всколыхнулся. Мистер Проссер обогнул кровать и успел заметить, как та же полная белая рука (так ему показалось) закрывает изнутри дверь туалетной комнаты.

Мистер Проссер резко распахнул дверь и вгляделся: если не считать одежды, развешанной вдоль стены, туалетного столика и зеркала напротив окна, комната была пуста. Проссер захлопнул и запер дверь, чувствуя (по его собственным словам), что «вот-вот рехнется»; затем с помощью колокольчика вызвал слуг; немалого труда им стоило пробудить от «забытья» миссис Проссер; судя по выражению ее лица, супруг решил, что во время «транса» она пережила «смертные муки». Тетя Ребекка добавляет: «Не просто смертные — адские; я могу это утверждать, поскольку слышала из ее собственных уст, какое видение ее посетило».

Но кульминацией описываемых событий стала странная болезнь старшего сына хозяев дома, которому шел в ту пору третий год. Мальчик оставался в сознании и при этом проявлял все признаки крайнего испуга. Доктора распознали ранние симптомы водянки головного мозга. Миссис Проссер подолгу просиживала вместе с няней у камина в детской, чрезвычайно удрученная состоянием ребенка.

Кровать мальчика стояла у стены, изголовьем к шкафу, дверца которого была чуть приоткрыта. Изголовье окружала занавеска, длиной приблизительно в фут, она скрывала из виду часть подушки — десять-двенадцать дюймов.

Женщины обратили внимание, что малыш ведет себя значительно спокойнее, когда его держат на коленях. Ребенка убаюкали и уложили обратно в постель, но не прошло и пяти минут, как мальчик забился в новом припадке, и тут только нянька в первый раз обнаружила причину его испуга, а вслед за ней — и миссис Проссер, проследившая направление ее взгляда.

Обе женщины ясно увидели, что из-за дверцы просовывается ладонью вниз толстая белая рука и, в тени занавески, тянется к головке малыша. Мать вскрикнула, выхватила ребенка из кровати и бросилась бежать вниз по лестнице, нянька за ней. Едва успели они влететь в спальню, где лежал в кровати мистер Проссер, и закрыть за собой дверь, как снаружи донесся негромкий стук.

Рассказанным дело далеко не ограничивается, однако здесь пора остановиться. Странным представляется мне то, что, кроме призрачной руки, в повествовании более ничто не фигурирует. Обладатель руки не показался ни разу, тело при руке, судя по всему, имелось, но каждый раз ловко пряталось от глаз наблюдателей.

В 1819 году я встретил джентльмена по фамилии Проссер на завтраке в колледже — это был высокий старик с косичкой из седых волос, степенный, но общительный. Без лишних подробностей, но достаточно обстоятельно он поведал нам историю своего кузена, Джеймса Проссера. Тот жил в детстве в старом доме вблизи Чейплизода и спал в детской, о которой его мать впоследствии говорила, что там нечисто. С тех пор всякий раз, когда случалось захворать или просто переутомиться, его преследовало видение, знакомое с самого раннего детства: толстый и бледный джентльмен — каждый завиток парика, каждая пуговица, складка украшенного кружевами наряда, мельчайшие черты его доброго болезненного лица запечатлелись в памяти Джеймса Проссера яснее, чем портрет его собственного дедушки, которого он трижды в день наблюдал за трапезой.

Обо всем этом мистер Проссер рассказывал как о примере удивительно навязчивого и принявшего устойчивую форму кошмара и намекнул, что «бедный Джемми» (о котором он говорил в прошедшем времени) при его упоминании неизменно начинал сильно волноваться.

Надеюсь, читатель простит меня за то, что я уделил столько внимания Дому с Черепичной Крышей, но подобного рода легенды всегда обладали в моих глазах непреодолимым очарованием, а люди эгоистичны, старики в особенности — вечно болтают о том, что только им одним и интересно.

Глава XIII

ПРИХОДСКИЙ ПАСТОР ПОСЕЩАЕТ ДОМ С ЧЕРЕПИЧНОЙ КРЫШЕЙ, А ДОКТОР ТУЛ НАБЛЮДАЕТ ЗА МЕДНЫМ ЗАМКОМ

На следующее утро Тул совершал прогулку по нижней дороге в направлении мельниц, поминутно покрикивая, по своему обыкновению, на собак, которые то разбредались, то совали нос куда попало. Он приблизился к Медному Замку, высокому старинному дому, стоявшему на берегу реки в окружении крохотного сада, полудюжины тополей и скудных остатков живой изгороди из бирючины, и заметил у крыльца два наемных экипажа и нодди. Поскольку доктору было известно, что днем ранее этот дом был нанят для мистера Дейнджерфилда, появилась надежда узреть сию прославленную личность за осмотром ее временных владений — и Тул замедлил шаги. Однако доктора ждало разочарование: самого великого человека еще не было, прибыли только хлопотливая старая экономка с кислым лицом, миссис Джукс, молоденькая служанка, и множество сундуков и коробок. Оставив кучера переругиваться с домоправительницей, неумолчный резкий голос которой свидетельствовал об ее умении постоять за себя, доктор повернул обратно в «Феникс». Там на глаза ему попался еще один представитель дейнджерфилдовской свиты — конюх-англичанин; он с помощью своего гостиничного собрата заводил во внутренний двор гостиницы трех лошадей.

Были здесь и прочие обитатели Чейплизода, радостно взволнованные, и среди них, к примеру, прекрасная мисс Магнолия в сопровождении своей предприимчивой родительницы. Милейшей миссис Макнамаре в то утро не сиделось спокойно за завтраком: вдвоем с дочерью она то и дело вскакивала и выглядывала в окна (тихий маленький майор О'Нейл сносил это неудобство с трудом, однако же молчал), а затем принималась мысленно вышивать по канве своих упований всевозможные ласкающие взгляд портреты, пейзажи и восхитительные воздушные замки.

Доктор Уолсингем отправился верхом в Дом с Черепичной Крышей, где уже трудились рабочие, которым было поручено сделать его пригодным для жилья. Через полуоткрытую дверь холла видно было, как по широкой лестнице спускалась высокая тонкая тень с ниспадавшими до плеч локонами цвета воронова крыла — на фоне вестибюльного окна она казалась совершенно черной — это вышел навстречу священнику Мервин, бледный и большеглазый гений здешнего призрачного обиталища. Хозяин провел гостя в отделанную кедром гостиную, пыльные окна которой смотрели в тот заросший мхом сад, где, согласно молве, блуждали ночами среди мощных стволов странные фигуры, подобные кающимся или плакальщикам меж рядов церковных колонн.