После этого несколько дней все было спокойно, и обитатели дома начали надеяться, что неприятностям пришел конец. Поздним вечером 13 сентября горничная-англичанка Джейн Истербрук отправилась в буфетную за серебряной чашей, в которой хозяйке подавали поссет{51}; случайно остановив взгляд на крохотном, всего лишь в четыре стекла, окошке, она заметила, как в дырочке для болта, на котором крепился ставень, забелел сначала кончик пальца, а потом короткий и толстый палец просунулся почти целиком. Он согнулся и стал поворачиваться туда-сюда; очевидно, в поисках задвижки, чтобы открыть ее. Горничная выскочила в кухню и там, как потом пересказывалось, «сомлела и свалилась без памяти, а назавтра весь день была чуть живая».
Мистер Проссер, человек трезвомыслящий и самонадеянный, как я понимаю, о привидениях и слышать не хотел и потешался над страхами домашних. Происходящее он считал чьей-то шуткой или мошеннической проделкой и ждал случая, чтобы поймать плута flagrante delicto.[12] Мистер Проссер недолго хранил свои соображения в тайне, а постепенно посвятил в них домочадцев, суля при этом самые суровые кары предателю, ибо полагал, что таковой в доме завелся.
И в самом деле, пора было что-нибудь предпринимать: паника охватила не только прислугу — сама любезная миссис Проссер не находила себе места от тревоги. После заката солнца все обычно сидели дома, а если выходили на улицу, то ни в коем случае не в одиночку.
Неделю все было спокойно, а затем однажды вечером, когда миссис Проссер находилась в детской, а ее муж — в гостиной, в дверь холла негромко постучали. Мистер Проссер слышал это отчетливо, потому что погода в тот день стояла как никогда тихая. Ранее загадочные звуки ни разу не раздавались в передней части дома, кроме того, по сравнению с прежними они несколько изменились.
Мистер Проссер, не закрывая двери гостиной, осторожно вышел в холл. Судя по звукам, можно было предположить, что в тяжелую входную дверь легко и размеренно ударяли «раскрытой ладонью». Мистер Проссер намеревался внезапно распахнуть дверь, но затем передумал, повернул назад и стал неслышно взбираться по кухонной лестнице: там наверху, над буфетной, располагался чулан, где хранилось огнестрельное и холодное оружие, а также трости.
Здесь мистер Проссер подозвал доверенного слугу, сунул себе в карманы пару заряженных пистолетов, пару дал слуге, вооружился еще и тяжелой прогулочной тростью, и оба на цыпочках двинулись к парадной двери.
События развивались в точности так, как хотелось мистеру Проссеру. Он не спугнул нарушителя спокойствия — тот колотил в дверь все настойчивей, на сей раз ритмичными двойными ударами.
Мистер Проссер распахнул дверь и правой рукой перегородил проем, держа наготове трость. За дверью он ничего не обнаружил, но странным образом его руку словно бы кто-то подтолкнул, а затем протиснулся под нею в дом. Слуга ничего особенного не заметил и не мог взять в толк, отчего хозяин с такой быстротой обернулся, взмахнул тростью, а затем рывком захлопнул дверь.
С этого времени мистер Проссер раз и навсегда перестал поносить неведомого шутника и, как и семейство, предпочитал по этому поводу помалкивать. Он не мог отделаться от неприятной мысли, что, отворив в ответ на стук в дверь, впустил в дом некое враждебное существо.
В тот вечер он не сказал ничего миссис Проссер, но удалился в спальню раньше обычного и «некоторое время листал Библию и читал молитвы», что, надеюсь, не вызовет у читателя недоумения. Мистер Проссер долго, видимо, лежал без сна, пока около четверти первого не услышал, как чья-то рука постучала, а затем попыталась открыть снаружи дверь спальни.
Мистер Проссер в ужасе вскочил и, запирая дверь, крикнул: «Кто там?» — но в ответ услышал лишь знакомые звуки: рука осторожно ощупывала дверь.
На следующее утро на столе в малой гостиной, где накануне распаковывали фаянсовую посуду и прочую домашнюю утварь, горничная обнаружила в пыли отпечаток руки. Испуг Робинзона Крузо при виде следа нагой стопы на морском песке не идет ни в какое сравнение с ее ужасом. К тому времени домашние уже вздрагивали при одном слове «рука».
Мистер Проссер счел необходимым осмотреть этот отпечаток и выяснить, в чем дело, чтобы (как он впоследствии уверял) успокоить прислугу, — сам он не ждал уже от своих исследований никакого ободряющего результата. Как бы то ни было, он призвал в малую гостиную одного за другим всех домочадцев и велел каждому положить ладонь на тот же стол; таким образом оставили свои отпечатки все, кто жил в доме, включая самого мистера Проссера и его супругу; в данных под присягой письменных показаниях мистер Проссер утверждал, что таинственный отпечаток не имел ничего общего ни с одним из прочих, но во всем соответствовал описанию призрачной руки, данному миссис Проссер и кухаркой.