Паддок вызвал наверх миссис Хогг, хозяйку дома, и поручил ей изготовить два муслиновых мешочка, каждый размером с пистолетный патрон. Получив заверение, что мешочки будут у него через пять минут, Паддок склонился над страницами тетради в четверть листа, заполненной его собственноручными записями. Чего там только не было: и сонеты в честь прекрасных глаз некой Селии, и заложенные меж страниц локоны и анютины глазки, и стихи по случаю дня рождения некой Сакариссы, помимо того — рецепты «паптонов»{53}, «фаршей» и так далее, а также и туалетных снадобий: «воды Анжелики», «воды венгерской королевы»; лечебных вод, употребляемых после обильного застолья. Нашлось наконец и то, что требовалось: «Рецепт моей двоюродной бабушки Белл для прочищения головы (хорош при меланхолии, равно и при головной боли)». Представив себе неряшливую тетрадку, недостойную тогдашнего джентльмена и офицера, вы окажетесь неправы: альбом, в красном с золотом переплете, с красным обрезом, был снабжен двумя красивыми посеребренными застежками и исписан ровным и разборчивым — можно сказать, каллиграфическим — почерком, не говоря уже о полном отсутствии клякс.
— Ингредиенты все на месте, не хватает лишь двух — нет, трех, — задумчиво бормотал Паддок, читая рецепт.
Все, чего недоставало, нашлось, однако, у Тула, благо жил он поблизости, а затем Паддок вооружился миниатюрной серебряной теркой, красивым агатовым пестиком и ступкой (наследство двоюродной бабушки Белл) и изготовил чудодейственный порошок; в состав вошли, совсем как поется в песне, «мускатный орех и имбирь, корица, гвоздика»{54}, а также всевозможные прочие жгучие продукты природы и химии, какие только пришли на ум автору знаменитого фамильного «снадобья для прочищения головы», а в том, что порошок получился забористым, можно не сомневаться. Зельем наполнили мешочки, концы их завязали, на стол был водружен таз, к нему подсел О'Флаэрти и, следуя указаниям Паддока, поместил себе за щеки по мешочку; далее фейерверкер должен был, под честное слово, оставаться в том же положении, пока Паддок не завершит свой утренний тет-а-тет с парикмахером.
Любопытствующим советую обратиться к старинной книге домашних рецептов, изданной в прошлом веке; там они обнаружат весьма точное описание вышеупомянутой процедуры.
— Черт возьми, бьет наповал, сэр, — говорил впоследствии О'Флаэрти, отчаянно тряся головой, — я и охнуть не успел, как во рту вспыхнул пожар.
Мука была адская, однако требовалось, причем настоятельно, привести себя в порядок, а по истечении пяти минут голове и в самом деле полегчало. Жером тем временем чистил в заднем дворе полковую форму и занимался прочими приготовлениями, все складывалось не так уж плохо, но внезапно у двери послышались голоса, и, боже праведный, один из них определенно принадлежал Магнолии.
— Эта окаянная Джуди Кэррол возьми и распахни настежь дверь. — Рассказывая об этом, О'Флаэрти вскипал. — Поделом мне, нужно было запереться в спальне, но кто же знал, что этой набитой дурехе — черт ее дери — вздумается провести леди прямо в комнату, где джентльмен сидит полураздетый и, можно сказать, принимает лечение.
По счастью, туалетный стол, за которым восседал О'Флаэрти, был устроен на старинный манер: сзади имелась перегородка, которая заслонила от взоров посетителей спущенные чулки и изношенные домашние туфли фейерверкера. Но и без того видавший виды шелковый роклер{55} и заколотое булавкой на затылке полотенце, которое прикрывало грудь бедняги, выглядели достаточно непрезентабельно. В распоряжении фейерверкера было не более секунды, чтобы запихнуть под стул таз, яростно сдернуть с себя полотенце и немилосердно, с ожесточением утереть лицо. Вслед за тем Джуди Кэррол, во время отсутствия Жерома бравшая в свои руки бразды правления домом, ввела на порог обворожительную Магнолию, которую сопровождал ее дядюшка, кроткий маленький майор О'Нейл. Джуди Кэррол добродушно-лукаво улыбалась, явно довольная своей ролью посредницы между любящими сердцами.
Визитеры, пребывавшие в приподнятом настроении, явились, как выяснилось, чтобы пригласить галантного (в иных обстоятельствах) фейерверкера принять участие в увеселительной поездке в Лейкслип. О'Флаэрти бессилен был даже предложить леди стул, а уж о том, чтобы привстать из-за стола или предпринять попытку отступления, не стоило и думать. Последовало несколько любезных фраз, но ответ фейерверкера был неразборчив: сказалось действие фамильного снадобья Паддока. Когда же незадачливый хозяин попытался одарить гостей улыбкой, то, по той же причине, ему пришлось поспешно прикрыть рот полотенцем — к полному своему отчаянию.