Она понимала, что отец прав. Продолжать так дальше невозможно: все время ждать звонка, который так и не последует, и постоянно плакать.
— Дорогая, тебе надо рискнуть и…
— Я и так рискую. Я не каждый день пользуюсь зубной нитью и иногда смешиваю в одежде цветочный рисунок с клеткой.
— Я имею в виду…
Энни вдруг рассмеялась. Это был ее первый настоящий, искренний смех после того, как разразилась катастрофа.
— Стрижка.
— Что? Блейку всегда нравилось, что у меня длинные волосы.
Хэнк усмехнулся:
— Ну-ну. Похоже, ты все-таки на него сердита. Это хороший знак.
Парикмахерская Лерлин «Начесы и косы» не относилась к разряду заведений, которые обычно посещала Энни. Это был маленький старомодный салон красоты, расположенный в доме Викторианской эпохи, который был выкрашен в карамельно-розовый цвет, а отделка деревянным кружевом, делающая его похожим на пряничный домик, сияла глянцевитой белой краской. Вдоль переднего фасада протянулась веранда, на которой стояли три плетеных кресла-качалки.
Энни поставила машину под ярко-розовой табличкой, гласившей: «ПАРКОВКА ТОЛЬКО ДЛЯ КЛИЕНТОВ ЛЕРЛИН. НАРУШИТЕЛИ БУДУТ ПОДВЕРГНУТЫ СТРИЖКЕ И ПЕРМАНЕНТУ».
Пока Энни шла к веранде по дорожке, выложенной из бетонных плит в форме сердца, из черного динамика возле двери неслась «металлическая» версия песни «Это маленький мир». Вдруг ей стало страшно, и она остановилась. У нее всегда были длинные волосы. Неужели она думала, что ножницы парикмахера способны вернуть ей молодость? Успокойся, Энни. Она глубоко вздохнула и с выдохом выпустила все мысли, кроме одной: она должна сделать всего один шаг вперед, подняться по этим ступенькам и подстричься.
Она была на последней ступеньке, когда входная дверь резко распахнулась и появилась женщина. Она была не меньше шести футов ростом, ее огненно-рыжие волосы, зачесанные наверх, почти касались дверного косяка. Нижняя часть ее впечатляющего тела была втиснута в сверкающие красные легинсы, если, конечно, это вообще были легинсы, а не краска с блестками. На ней был плотно облегающий джемпер из ангоры в черно-белую полоску, туго натянутый на груди размером с Альпы. В каждом ухе покачивалась огромная серьга в виде зебры. Женщина пошевелилась, и по всему ее телу прошла рябь, до самых ступней размером с каноэ, обутых в золотые босоножки на шпильках а-ля Барби.
— Должно быть, вы Энни Колуотер. — Она произнесла это на южный манер, «Колуота-а», растягивая слоги, как тягучий кукурузный сироп. — Что ж, дорогая, я вас ждала. Ваш папа сказал, что вы хотите сменить имидж. Ну, я просто ушам своим не поверила! Сменить имидж в Мистике! Милая, я — Лерлин. Вы небось думаете: ничего себе, здоровущая, как лось, — но зато у меня и чувства стиля хватит на двоих. Ну, сладкая, входите. Вы пришли в правильное место. Я буду обращаться с вами, как с королевой.
Она похлопала Энни по плечу, потом взяла ее за руку и провела в просторный зал, отделанный в белых и розовых тонах, где висело несколько зеркал в плетеных рамах. Окна занавешивали розовые шторы, а дощатый пол был покрыт розовым плетеным ковром.
— Розовый — это мой цвет, — с гордостью сказала Лерлин. — Оттенки «розовая карамель» и «летний жар» для того и задуманы, чтобы клиентка почувствовала себя важной особой и в безопасности. Я это прочитала в журнале, разве это не истинная правда?
Они прошли мимо двух других клиенток — дам в возрасте, их седые волосы были накручены на разноцветные бигуди.
Лерлин мыла голову Энни и продолжала непрестанно говорить:
— О боже, как много волос, я не видала такого с тех пор, как у меня была кукла Диско Барби!..
Она накрыла плечи Энни пластиковой накидкой цвета фуксии и усадила ее в удобное кресло перед зеркалом. Стоя за плечом Энни и глядя на нее в зеркало, Лерлин спросила:
— Вы уверены, что хотите подстричься? Большинство женщин отдали бы левое яйцо своего мужа за такие волосы.
Энни нервничала, но твердо решила не поддаваться панике. Все, хватит! Больше никаких полумер.
— Стригите покороче, — сказала она без колебаний.
— Ну, конечно, вы уверены! — Лерлин улыбнулась так, что стали видны все ее зубы. — Пожалуй, мы отрежем их примерно по плечи…
— Нет, короче!
Лерлин опешила:
— Что, совсем? То есть с-о-в-с-е-м?
Энни кивнула.
Лерлин быстро пришла в себя:
— Ну, дорогая, вы будете моим коронным номером.
Энни старалась не думать о том, что она сделала. Она только один раз взглянула на свое худое, осунувшееся, белое как мел лицо и волосы, гладко зачесанные назад, и при виде этого зрелища тут же закрыла глаза. И не открывала их.