Невозможно придумать более тяжкой участи для женщины, чем вдовство и сиротство — наедине с мыслями об ушедших близких людях, наедине с мучительными воспоминаниями; редко какое сердце в силах это вынести! Однако было похоже, что сердце пани Неповольной сделано из материала не столь чувствительного, как у иных женщин, что дух ее наделен особой силой, позволяющей ему всегда побеждать чувства, — по крайней мере внешне она выглядела так свежо и бодро, что, имея за плечами ни много ни мало как пятьдесят лет, смело могла бы называть тридцать пять, услышав при этом еще множество лестных слов, нельзя сказать, чтобы совсем необоснованных. «Как она хороша собой и как молодо для своих лет выглядит!»
У столика, прямо напротив ее постели, сидела красивая девушка в глубоком трауре. Опершись локтем левой руки на полированный мрамор и подперев щеку ладонью, она с напряженным вниманием следила за тем, как хозяйка дома спокойно, с торжественным видом отпирает серебряным ключиком шкатулку, обтянутую пурпурным бархатом.
И дама, и девушка так походили друг на друга, что сразу же можно было признать в них людей, связанных кровными узами, только всякий думал бы при этом, что перед ним мать и дочь, а не бабушка и внучка. Лик матроны, разумеется, уже утратил румянец и округлость, а ее кожа — свой нежный цвет, пленявший всех, зато тонкие черты ее лица ничуть не расплылись — те самые черты, что ставили внучку в один ряд с первейшими красавицами, — черты, неизменно приковывавшие к себе взгляд, одно лицезрение коих могло доставить наслаждение независимо от того, молодое это лицо или лицо постаревшего человека.
Не только чертами, но и выражением лиц были они похожи друг на друга: та же сильная воля и смелость вылепили гордый лоб, та же обжигающая душу усмешка оживляла уста, та же бездна виделась в темных сверкающих очах, когда они неожиданно на ком-либо останавливались.
Задумчиво, по виду вполне невозмутимо наблюдала бабушка, с каким все возрастающим любопытством следит ее внучка за тем, как вынимает она из шкатулки украшение за украшением, драгоценность за драгоценностью и, взвешивая каждую вещь в руке, долго изучает ее на свету, прежде чем положить на столик. Украшения искрились множеством причудливых разноцветных огней, доказывающих, что это не простое венецианское стекло, пусть даже подвергнутое искусной огранке и тщательнейшим образом отшлифованное, а подлинные самоцветы, в массе своей представлявшие огромную ценность. В пурпурной шкатулке хранилось целое состояние! С тем же хорошо рассчитанным хладнокровием бабушка разложила перед молодой девушкой, очарованной ослепительным фейерверком, усыпанные бриллиантами кресты, всевозможные серьги разной величины, длинные нити жемчуга с фермуарами в виде рубиновых сердец или изумрудных листьев, булавки с аметистами, сапфировые пряжки, четки из топазов и яшмы с золотыми ладонками со святыми мощами, которые она благоговейно прижимала к губам, предлагая и внучке, прежде чем дать в руки, поцеловать их. Одним словом, все, что только придумало и создало ювелирное искусство, дабы еще выше вознести женскую красоту, польстить женскому тщеславию, разжечь жажду обладать новыми и новыми украшениями, — все это пани Неповольная доставала из своей шкатулки, казавшейся бездонной.
Нагромоздив таким образом на столике целую гору поистине чарующего сверкания и блеска, она одним быстрым движением придвинула ее к внучке.
— С сегодняшнего дня все это твое, Ксавера, — ласково сказала она. — Бери и теперь уже сама храни то, что я столько лет берегла для тебя.
— Это мое? — в восхищении вскричала девушка. Она склонилась над грудой сверкающих драгоценностей и коснулась их своими алыми губами. Но одного поцелуя оказалось недостаточно. Как притянутые магнитом, ее уста в другой раз, в третий — бесчисленное множество раз! — возвращались с любовью к этим сокровищам, и наконец она приникла к ним, словно намеревалась слиться с ними воедино.
Долго не сводила пани Неповольная с внучки испытующего взгляда, наблюдая, как погружает она лицо в груду лежащих перед ней драгоценностей, не в силах оторваться от них, играя ими; то возьмет в руки браслет, внимательно разглядывая и пересчитывая сверкающие звенья, то наденет цепь, многократно обернув ее вокруг шеи, то, сняв ее, соединит с другой и красиво опояшет стан. Пани Неповольная видела, как вплетает внучка драгоценности в свои косы, вдевает в уши, украшает, как только возможно, и руки свои, и платье, как она изобретательна, как неутомима в этой детской игре.