— Пошли уж, — сказал Яхим резко. — Не бойся, на этот раз он тебя оставит в покое.
Так Розичка пошла в Скалакову нору. Было там темно и сыро, как в могиле. Яхим зажег лучину, уселся против нее на заплесневелое каменное сиденье и стал опять так же пристально на нее глядеть, как и тогда, когда нашел ее в долине у ручья под вербой.
— Видишь, девка, до чего ты докатилась? — молвил он с усмешкой. — А все оттого, что меня захотела в мужья взять! Ты только глянь в окно, «На луга», на эту славную усадьбу и пастбища. Да из этой усадьбы три можно сделать! Могла бы в ней сидеть как графиня, выезжать четвериком, люди бы тебе ручки целовали. Что ж не взяли тебя замуж господа служащие и не сделали благородной дамой?! Вот ты возмечтала меня из болота вытянуть, а выходит, я тебя затащил в эту дыру. Кто ты теперь? Бродяжка, нищенка; пес от тебя куска хлеба не примет. Ну, кто мог подумать, что ты будешь рада голову приклонить в этой берлоге, что будешь счастлива, если тебя здесь до самой смерти оставят в покое? Эх вы, бабы, уж не мешали бы богу в его заботах! Он-то знает, кому должно солнце светить, а на кого послать град. Вот и сиди теперь! На людей не жалуйся: они тебя упреждали достаточно, от каждого могла слышать, что Скалаку цена грош!
Розичка чувствовала глубокую горечь в этой насмешке. Она повернулась к нему, стряхнула отупение, и глаза ее остановились на нем во всем блеске любви и сострадания.
— Слушай, Яхим, — молвила она, — это великое слово, но ты мне, конечно, поверишь, так как убедился, что я не лгу. Если бы я знала, что станет со мной, все равно не поступила бы иначе. Ты был достоин того, чтобы всем для тебя пожертвовать. Мои намерения были добрыми — кто виноват, что все обернулось к худшему? Я к тебе относилась честно… Твоя мать и та не сделала для тебя столько добра.
— Знаю, знаю, — засмеялся он снова. — И чтобы ты помнила о моей благодарности, я тебе нынче отказываю этот дворец. Мало ли, что может со мной случиться сегодня или завтра, так ты знай, что ты здесь хозяйка. Я сказал об этом могильщику и сторожу — можешь сослаться на них как на свидетелей, если кто захочет тебя отсюда выжить. Однако, думаю, они тебе не помешают тут царствовать, лишь бы я убрался прочь — эти люди немало потрудились, чтобы мы с тобой не достались друг другу, не так ли? Смейся над этим, Розичка, прошу тебя, смейся. Ничего хитрее, как посмеяться над ними, мы не можем придумать.
И Яхим засмеялся так, что низкие своды пещеры страшно загудели.
— Вижу, тебе сегодня не до смеха, — продолжал Яхим, и в глазах его сверкнул прежний огонь; Розичке показалось даже, что он вновь помолодел. — Нет, лучше ты мне, пожалуй, спой. Знаешь, ты так славно пела на пастбище, таким нежным, чистым голоском. Я невольно к нему прислушивался и стыдился этого — ведь я был Скалак. Спой, Розичка: кто знает, придется ли еще нам сидеть вот так вместе. Ты ведь знаешь, против нас весь свет сговорился: сторож, жандарм — все черти по нас плачут.
На этот раз Розичка исполнила его желание и запела; голос у нее был не звонкий, но все еще мягкий и нежный. Пела она все подряд — те песни, что пела когда-то на пастбище, она еще помнила их. Яхим слушал, опустив голову на руку.
— Как послушаю тебя, жена, — молвил он наконец, — так и верится в рай, и в ангелов, и в то, что есть где-то на свете добрые люди, хоть мне их не довелось увидеть. Да, довольно всего натерпелся я на этом свете и по своей, и по чужой вине, но… жизнь мне не опостылела. А знаешь ли, почему не опостылела? А потому не опостылела, что в ней я повстречал тебя и что ты… меня хотела в мужья взять. — И тут Яхим внезапно встал и вышел из пещеры.
А Розичка пела дальше, и по щекам ее катились крупные чистые слезы. В этой черной, сырой скале она узнала наконец, что такое счастье.
Яхим, однако, все не возвращался. Розичка взяла лучину, чтобы взглянуть, куда он запропал. Она вышла в сени — и лучина выпала у нее из рук. Яхим повесился на крюке над очагом; песни ее были ему пением погребальным.
Тогда она поняла, почему он был так уверен, что жандарм ее из пещеры не выгонит, — Скалак великодушно уступил ей кров, который не мог с ней разделить.
Самоубийцу не хоронят на кладбище, его просто зарывают за кладбищенской оградой. Но Скалаку и этой услуги никто оказать не хотел. Могильщик сказался больным, прослышав, что община может принудить его к этому. Начальник думал уже, что придется посылать за кем-нибудь в город… Тогда Розичка ему сказала, что есть у нее человек, который похоронит Яхима.
Едва наступила ночь, она завернула Яхима в кусок грубого холста, отнесла тело по скользким ступеням вниз, положила на тачку и повезла его рощей, той же дорогой, по которой когда-то шла, и где нечаянно встретилась с Яхимом, и решила с ним обручиться, а теперь, столько лет спустя, шла его счастливой невестой, чтобы отвезти на кладбище.