7
Наверное, нигде во всей Австрийской империи безвременная кончина императора Леопольда, почившего в Вене в цветущем возрасте, через несколько месяцев после своей коронации, не вызвала столько волнений, как в Праге, в доме «У пяти колокольчиков».
Пани Неповольная так умело и с такой ловкостью обделала свои дела, что теперь, по ее расчетам, все должно было идти само собой. Вечером в спальне она подошла к окну и, с радостным нетерпением поглядев на храм святого Игнатия, мысленно представила, как на портальном балконе стоит отец Иннокентий, настоятель возрожденного к жизни и возвращенного его ордену монастыря, и с высоты своего недостижимого величия благословляет запрудивший площадь народ, а благородные дамы из Общества пресвятого сердца Иисуса раздают тем временем его знаменитый трактат о гонениях на святую церковь, имевших место при императоре Иосифе II, — трактат, в коем он с большим жаром доказывает, что только благодаря усердию преданнейшей дочери католической церкви, достоуважаемой пани Неповольной из дома «У пяти колокольчиков», святая церковь вышла в конце концов победительницей. И вот когда, казалось, дело было уже выиграно, все опять застопорилось.
Разумеется, законный наследник почившего императора, юный Франц, был последователем политики отца, однако с переходом власти к другому лицу, хотя бы и к сыну, многое меняется; новые люди приносят с собою и новые принципы, и их надо еще выяснить, изучать, предугадать их логику и в случае нужды обойти, а этого за несколько часов не сделаешь.
Итак, пани Неповольную вновь ждали работа, казалось бы уже выполненная, заботы, от которых она уже избавилась, затруднения, только что преодоленные; опять впереди ночи без сна — надо все заново обдумать, трудные дни — ведь придется с утра до вечера разъезжать по знакомым, увещевать, уговаривать, спорить, убеждать. Редко случается, чтобы мы с таким же желанием и удовольствием повторно занимались тем, что охотно делали в первый раз. Пани Неповольная тоже несколько иначе смотрела теперь на ожидавшее ее дело, — оно вызывало у нее значительно меньше интереса, чем год назад. Потерявшее прелесть новизны, оно представлялось ей скорее каторжным трудом, чем приятной и почетной обязанностью.
Душевный разлад, переживаемый хозяйкой дома, ее грустные размышления повлияли на весь распорядок дня: обед проходил в угрюмой обстановке, продолжался недолго, хотя был большой праздник — вербное воскресенье, последнее перед страстной неделей, — и весь дом был великолепно убран. Без присущей ей живости, каким-то монотонным голосом пани Неповольная говорила отцу Иннокентию о своих утренних визитах, поводом для которых явилось решение вверенного ее попечению Общества ввести в храмах с будущей недели дополнительные мессы, и горько жаловалась, как невнимательно слушали ее соображения о возможной политике новой власти, как уклончиво отвечали ей в каждом доме.
Отец Иннокентий понимал, что хозяйка дома заранее готовит себе отступление на тот случай, если решение участи его ордена затянется на неопределенное время, а этого следует ожидать, ибо пани Неповольная начала хлопоты в неподходящем настроении. Желая подстегнуть ее рвение, он вынул из кошелька измятый листок с напечатанным на нем текстом и как бы нехотя сообщил, что это одна из тех прокламаций, которые были расклеены минувшей ночью в казармах, и она содержит призыв к солдатам имперского войска во что бы то ни стало избегать сражений с французами, которые движутся сюда с целью освободить своих страждущих братьев. Прокламация заканчивалась словами: «Не слушайте тех, кто стал вашими господами путем насилия. Разве не подарил создатель каждому из нас собственный разум и собственную совесть, что вы позволяете навязывать вам чужую волю и поступаете не по собственным убеждениям, а как приказывает начальство? Разве нужны вам посредники между собой и богом? В наши сердца вложил он все, чего хочет от нас; пусть каждый обратится к своему сердцу, и он познает святейшие из его законов. Воспряньте духом, братья, и, если не желаете быть стадом животных, которых гонят на бойню, самостоятельно распорядитесь каждый своей судьбой, а все вместе — судьбой своей родины!»
В наше время такие и подобные им призывы не новы, и мы нередко пропускаем их мимо ушей, а встретив на страницах какой-либо книги, даже и не читаем, но в ту пору, после двух столетий молчания, они оказывали электризующее действие. Разумеется, не каждый еще и признавался, что видел прокламацию, написанную неизвестными поборниками природных прав человека, о которых все тогда говорили, и не каждый решался поднять ее, а тем более прочитать, однако их влияние ощущалось во всеобщем необычайном подъеме духа, их таинственное эхо носилось, можно сказать, в воздухе. Газеты, приходившие с берегов Сены, где народ, заняв трон и провозгласив себя королем, принялся вершить грозное возмездие, казня всех, в ком видел врага дарованного ему естественного права, лишь сильнее бередили это глухое, молчаливое и тем не менее глубокое волнение в обществе. За исключением некоторой части пражских горожан, пребывавших в постоянном духовном застое, никто уже не проявлял того желания подчиниться меняющимся обстоятельствам, которое пани Неповольная еще недавно так ловко использовала. Тогда люди испытывали какую-то усталость от нововведений и жаждали передышки, но теперь они уже отдохнули и охотно шли навстречу обновлению общественной жизни. Когда-то они имели привычку принимать непосредственное участие в исторических событиях, и теперь эта привычка, хотя бы только в мыслях и стремлениях, вновь обрела прежнюю власть над ними.