Не в силах больше лежать, она вскакивает с кровати и быстро одевается. Доставая футболку из сумки, вдруг обнаруживает там бутылку водки, зарытую в одежду. Она вновь обматывает вокруг нее свитер и сует обратно, задвинув сумку подальше под кровать и пообещав себе не касаться ее. По крайней мере, пока не припрет. Собрав разметавшиеся по кровати подушки, она складывает их друг на друга, чтобы прикрыть оборванные обои, и выходит из комнаты.
Дом окутан тишиной. На кухне Марго кормит старого Пинтера, который трется о ее ноги, варит кофе и садится с чашкой на заднем крыльце. Ночью она слышала, как лестница, ведущая в башню, скрипела под ногами Кит. Марго знает, что та еще не спускалась. Мать проводила в своей студии бесконечно много времени, когда работала. Марго всегда казалось, будто они живут с ней в одном доме, но в разных измерениях. И в детстве это возмущало ее, но сегодня она благодарна Кит за свое одиночество.
Марго смотрит на сырой сад, который выжидающе раскинулся перед ее взором. Рано утром прошел дождь. Паутина лежит на траве серебряными нитями с застрявшими в них бриллиантовыми каплями. В саду со стуком падает яблоко. Интересно сколько ему понадобится времени, чтобы сгнить до конца? Марго чувствует до боли знакомый запах реки, который поднимается снизу из долины, и тут же невольно вспоминает зеленую воду, сломанные ногти и черную грязь, покрывающую руки. Она сглатывает комок, вдруг вставший в горле, и наклоняется над чашкой, стараясь вдохнуть побольше кофейного аромата.
Вчера вечером она впервые за несколько лет осталась наедине с матерью. Неуклюжая уловка Люси сработала. Да и Марго была готова. Ей действительно хотелось, чтобы все было нормально — приготовить вместе с матерью ужин так, будто никогда ничего не происходило, выпить вина, поужинать. Поговорить. Наверстать все, чего они были лишены все эти годы ее отсутствия. Это ведь так обыденно.
Наверняка ее матери было бы трудно провести черту подо всем, что когда-то случилось, если бы не она. И не Люси. Но она-то здесь. Она приехала. И наверняка это что-то да значит. Но призраки прошлого восстали, и она взорвалась, точно дымовая шашка, точно пылающая бутылка с коктейлем Молотова… Марго сидела на кухне и слушала, как клокочет кровь в ее венах, и думала, вдруг ослышалась. Но нет. Все было ровно так, как было. И Кит кричала, как тогда: «Зачем ты сделала это?!»
Она была уже почти готова сказать. Какая-то ее часть жаждала рассказать правду и приблизиться к матери после стольких лет разлуки. Но стыд заливал все. Ее стыд и свадьба Люси. Тот Особенный День, в который, как хотела сестра, они стали бы нормальной семьей. И, скорее всего, именно это не позволило ей сказать хоть что-то. Именно поэтому она убежала.
Конечно, Люси еще надеется, что они вновь сыграют в счастливую семейку. И конечно, она думает, что, собрав их всех в Уиндфолзе, сможет загладить прошлое, что родители вновь станут друзьями, а Кит и Марго разрешат все их противоречия. Что все волшебным образом разрешится само собой. Наивная и оптимистичная Люси, она просто не знает всей истории целиком. Да и как она может ее знать?! Кит и Марго стоят на разных берегах, а их общее прошлое — это бурный поток, катящийся между ними. У них есть всего четыре дня, чтобы его перейти. Четыре дня, чтобы не захлебнуться в нем. Чтобы быть хорошей сестрой для Люси и сделать все правильно, прежде чем снова покинуть ее.
Думая о Люси и ее свадьбе, она вспоминает вчерашнюю размолвку с Евой и тянется за мобильным, на котором набирает короткое сообщение для обеих сестер: «Я готова помочь вам, скажите только как. Целую. Марго». Но едва она нажимает кнопку «отправить», как раздается сигнал принятого сообщения. От неожиданности она даже подпрыгивает. «Йонас» — мигает на экране. Она кладет мобильный на ступеньку, ждет, пока высветившееся имя не погаснет, и понимает, что хочет пройтись. Лесная голубка поет свою утреннюю песню.
Сад манит мягкостью. С листьев стекают остатки утреннего дождя, земля под ногами оживает с каждым шагом Марго, сделанным по серебристо-зеленому склону холма. Шатер, натянутый между деревьев, дышит своим белым пологом, точно призрак. На до боли знакомой старой яблоне, склонившейся над ручьем, она вновь видит шрамы вырезанных инициалов: К. Т. Е. Л. М.