Всегда ли было так? — спрашивает она себя. Всегда ли она несла на своих плечах это бремя? Чтобы всем было хорошо, у сестер были ланчи, когда мать начисто забывала о них и после долгой ночной работы даже не просыпалась, чтобы проводить девочек в школу. Чтобы школьная форма была чистой, волосы прибранными и все школьные документы подписанными — она постоянно напоминала Кит о том, чтобы та не забывала хотя бы ставить на них подпись. Кажется, Ева всю свою жизнь провела под этим грузом ответственности. Отчасти именно поэтому она была так строга с дочерьми, ведь когда-то она и для своих сестер была в какой-то степени матерью. Как же, оказывается, тяжело выносить постоянный поток проблем, которые в состоянии решить только она. И как же хочется уже бросить это все на произвол судьбы.
Эндрю встает и включает чайник.
— Давай я приготовлю тебе чай. — Он притягивает ее к себе: — Не сердись на меня. Прости, пожалуйста. Я буду стараться изо всех сил.
Ева кивает, закусив губу, и прижимается к нему в знак благодарности, но тут звонит мобильный. Она отстраняется, чтобы взглянуть, кто это. Сообщение от Марго. «Ну наконец-то, — думает она. — Хоть какая-то помощь». И быстро набирает ответ ей, а затем другое сообщение — их отцу.
— Ну что, поставили вчера шатер? — спрашивает Эндрю, наливая ей в кружку кипяток.
— Поставили, — отвечает она и кладет телефон. — И боюсь, у меня для тебя новость. Ты будешь отвечать за праздничный костер. Мама хотела фейерверки, но, кажется, я ее отговорила.
— Праздничный костер? Фейерверк? Я думал, это будет скромная свадьба.
— Ну как тебе сказать, скромная. Больше семидесяти человек гостей.
Эндрю изумленно смотрит на нее и смеется:
— Это только ваша семья?
Ева чувствует, что опять начинает раздражаться, и отворачивается к раковине, чтобы сполоснуть миски из-под хлопьев, прежде чем загрузить их в посудомоечную машину.
— У меня сегодня родительский комитет в школе. Ты побудешь с девочками?
— Сегодня вечером?
— Да. В семь часов.
— Боже, Ева, прости, я не смогу, у меня сегодня деловой ужин. — Эндрю протягивает ей чашки. — Я думал, ты знаешь.
Ева внимательно смотрит на мужа:
— Нет. Это не записано в календаре.
— Разве? — Он отключает ноутбук и сует его в сумку. — Прости, любимая, я виноват. Я не думал, что должен вечером сидеть с детьми.
Ева чувствует, как кровь опять приливает к щекам.
— Сколько еще раз я должна повторить, что ты не просто сидишь с детьми. Ты их отец.
— Слушай, это же просто очередное собрание. Неужели они не обойдутся без тебя?
Она сует еще одну миску в посудомойку.
— Дело не в том, что не обойдутся. Просто у меня есть определенные обязательства.
— Ну тогда позови няню. — Эндрю смотрит на нее в упор. — Прости, но я не могу пропустить этот ужин. Сейчас и без того сложности на работе. — Затем, немного смягчившись, добавляет: — Я знаю, что у тебя тоже есть определенные обязательства, но ты же изводишь себя то школьными делами, то вот этой свадьбой. Ты слишком много взвалила на себя.
Ева бросает пучок столовых приборов в подставку посудомойки, выронив на пол нож.
— Да, я слишком много взвалила на себя.
Она ждет, что он скажет что-нибудь о том, что как раз другие не взваливают на себя все и вообще не слишком заморачиваются, но он просто собирает свои вещи, целует ее на прощание и убегает, оставив в полном раздрае. Она считает до десяти, берет себя в руки и выходит из кухни.
— Если вы обе, — истошно орет она девочкам, — не оденетесь прямо сейчас, то сами будете объяснять директору школы, почему пришли в пижаме.
И не думайте, что я не смогу увезти вас в таком виде!
— Вау! Наша мама, — слышит она бормотание Хлои в гостиной, — самая ужасная мама на свете.
10
— Думаешь, все будет хорошо?