– Так получилось, – снова буркнула, не склонная к общению, бесполезная представительница человечества.
Северцев, даже подумал, а не высадить ли ее на х… Он со всей душой, а она кочевряжится, зараза, бубнит под нос, как бабка. Но решил плюнуть, пусть едет. Уж сделал доброе дело, так чего теперь. Может, зачтется когда, там наверху.
Он достал мобильный и, в течение десяти минут «решал» дела с нужными людьми. Ничего секретного, так мелочевка всякая. Тетка продолжала сидеть молча, уткнувшись взглядом в собственные коленки. Северцеву стало снова скучно. Он включил музыку. Закурил. Тетка, покосившись на него, тоже достала пачку. Надо же, мороженая рыба курит, даже удивился бизнесмен.
– Так чего у тебя приключилось-то? Нам ехать еще полчаса, минимум, если пробок не будет. Давай, поделись горем. Чего молчать-то?
Видно попутчице и впрямь захотелось излить душу. Чего там, больше никогда не увидятся, почему не рассказать. Тем более и секрета никакого нет.
– Хозяин одного из домов заказал настенную роспись. Месяц делала эскизы. То одно не так, то другое. Сам не знает, что хочет. Сегодня одно, завтра другое. В общем, в конце концов, одобрил несколько эскизов. Неделю ездила к нему. Сегодня приехала закончить, там осталось совсем немного, а он заявил, что подумал и решил, что дорого. И вообще не очень доволен, и жене не очень нравится. В общем, готов заплатить половину, больше не может, – попутчица глубоко затянулась сигаретой. Северцев понял, что она сильно расстроена, от того и хмурая такая. Ну, так понятно. Мужик ее кинул. Не по закону, дела делает. Чего за х… такая? Договор есть договор. Козлиная рожа, выжига.
– Я ему объясняю, что мы договорились, и он сам был согласен с ценой, и ему все нравилось, все устраивало. Напомнила, что до этого я месяц на эскизы потратила.
Она вздохнула. Северцев, заинтересовавшись, и даже заволновавшись, что же там еще удумал беспредельщик-жмотяра, с нетерпением спросил:
– А он че?
– А он заявил, что это не его проблема, что я нарисовать не могу ничего нормально, и ничего не понимаю. Хороший художник уже давно бы все сделал и еще и за треть цены. А я деньги ни за что хочу получить. Ну, я развернулась и ушла. Сказала, что ничего доделывать не буду.
– Во урод! – до глубины души возмутился Северцев. – Не, ну бывают упыри! – он с сочувствием посмотрел на залившуюся румянцем, от вновь нахлынувших эмоций, попутчицу. – Хочешь, вот прямо сейчас вернемся, и я ему его язык на коленку намотаю и узлом завяжу. Хочешь? И он тебе в два раза больше заплатит, чем обещал. И еще прощения будет просить, падла, за свой базар и за свое паскудное поведение. Давай, поехали! – решительно сказал он, уже оглядываясь, нет ли за ним машин и готовясь развернуться. Глаза у него горели недобрым, пугающим огнем. – Учить надо таких уродов!
Пассажирка смотрела на воинственного водителя круглыми глазами. Ведь правда сейчас развернется. Прямо чуть ли не пар из ушей валит.
– Не нужно, пожалуйста! – почти умоляюще сказала она. – Я уж все равно ничего ему делать не хочу. Такую работу нельзя без души делать и без желания. Пусть подавится своими деньгами.
Северцев с любопытством покосился на нее. Надо же, а тетка-то интересная. Поинтереснее, какой-нибудь безмозглой малолетки будет. Нормально, что он ее взял. Ничего баба.
– Ну, а ты чего ж такая дура-то?! – строго и скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он. – В наше время нельзя клювом-то щелкать. Все прощелкаешь. Нужно ж вперед задаток брать, а еще лучше договор заключать. – Он покрутил головой. – Хотя, конечно, договор тоже не стопроцентная гарантия. Потом судиться триста лет, а денег на адвоката больше угрохаешь.
Некоторое время ехали молча. Каждый обдумывал, что-то свое. Наконец, Северцев нарушил молчание:
– А ты, значит, художница? Чего рисуешь? Какие-нибудь пейзажи, натюрморты? Может портреты? Можешь мой портрет, к примеру, нарисовать? Я заплачу, не думай. Я такой х… не занимаюсь, как этот ублюдок, твой наниматель. Я, если, слово дал, так держу. Тебя-то точно не нагрею, не переживай, – снисходительно посмотрев на пассажирку, ухмыльнулся он.
Заметив, что спутница улыбается, Северцев сам расплылся в улыбке.
– Небось, думаешь, вот привязался, болтает, несет чего-то. Заговорил совсем. Не, я серьезно. Может, правда тебе портрет закажу. Козлина же тебя кинул, наверняка бабки нужны?
Она покачала головой.
– Я, вообще, портреты не пишу.
– Ну, вот. Эксклюзив будет. Или не умеешь?
Она пожала плечами.
– Почему не умею? Умею. Просто не мое.
– А чего твое? – покосился на нее Северцев, считавший, что любой художник рисует все подряд. Какая разница, чего мазюкать-то. Что вазу с фруктами, что чью-то физиономию, один хрен. Умеешь рисовать, так и рисуй.