Мужчина заплакал и сидел, раскачиваясь вперед назад, глядя перед собой пустым взглядом. Огонь в его глазах угас. Сейчас он напоминал тряпичную куклу. Отсутствие какого-либо выражения на лице. Глаза потухшие, безжизненные.
Следователи переглянулись. Бобров сказал:
– Допрос прерван в двенадцать часов сорок четыре минуты.
Он выключил диктофон.
– Продолжим завтра.
Человек, только, что сделавший признание, повернул лицо к следователю.
– Почему в жизни все так несправедливо? – спросил он печально. Бобров пожал плечами.
– Вопрос в том, чего ты ждал от жизни. К чему стремился, – сказал он. – Справедливость каждый понимает по-своему. По мне, так в данном случае все справедливо. За свои поступки нужно платить.
Пришли охранники, увели подозреваемого.
– Мне его немного даже жалко, – сказал Синицын. – Он долгое время жил в постоянном напряжении, в страхе за свою жизнь. А потом все стало еще хуже. Его жизнь превратилась в настоящий ад. Только страх и одиночество.
– Он сам создал свой ад, – пожал плечами Бобров. – Он мог вызвать полицию, после того, как убил Комаровского. Вместо этого он убил еще одного человека. Хорошего человека, не имеющего к этой истории никакого отношения. Он ему помог, а этот малахольный отплатил ему за добро ножом в сердце, что бы только спасти свою шкуру.
– Возможно. Но в каждом есть, что-то хорошее. Он же не хотел убивать женщину и детей, – сказал Саша Синицын.
– А как ты думаешь, что было бы, если бы они все-таки дошли до дома? – хмуро спросил Бобров. – Я думаю, что он набросился на Комаровского только из-за того, что понял, что тот его тоже в расход пустит.
Саша вздохнул.
– Ладно. Бог с ним. Пойдем, может, по пивку?
– Среди рабочего дня? – наигранно возмущенно посмотрел на приятеля Бобров.
– Начальства все равно нет.
– Ладно. Пошли. Хотя, возможно, именно так, с мелких правонарушений великие злодеи и начинают.
Глава 16
Врач закончил осмотр и велел медсестре наложить новую повязку.
– Ну, что ж, все нормально. Заживает хорошо. Еще два-три дня и, думаю, уже можно будет подумать о выписке, – сказал он. – Вообще Вам повезло. Пуля прошла неглубоко, не задев ничего жизненно важного.
– Да, я везунчик. Порой сам себе завидую, – прокряхтел Прохоров, морщась от боли, пока сестра обрабатывала рану, перед тем как наложить повязку. – Выйду отсюда и прямиком к начальству на ковер. Там мне тоже сразу расскажут, как мне повезло и какой я герой. Еще выговор влепят, за самоуправство и нарушение инструкций.
Прохоров вошел в палату. Скорее бы уже и вправду выписаться, черт с ним с начальством. Не впервой, переживет, и он, и начальство. Надоело на больничной койке валяться. Тоска смертная. Одни доходяги кругом, еле ползают по коридору до туалета и обратно. Тишина, покой. Никаких загадок, никакой неразберихи. Никто никого не пытается лишить жизни, ну кроме, конечно, медсестры, которая только, что делала ему перевязку. Она, как специально, каждый раз своими ручищами, так надавит на рану, что хоть караул кричи. Может, не любит следователей? А может руки у нее не из того места…
Дверь палаты распахнулась, и на пороге возникли немного растерянные и смущенные, не знающие как себя держать, среди больных, слабых и страдающих, пышущие силой, жизнерадостностью и здоровьем Саша Синицын и Боря Бобров.
– О, орлы, здорово! – поприветствовал подчиненных Прохоров, искренне радуясь, возможности хоть ненадолго отвлечься от больничной атмосферы и занудного однообразия.
– Здравствуйте, Иван Степанович! – чуть ли не шепотом ответили посетители. – Как вы?
– Нормально. Врач говорит, здоров, как бык. Через два-три дня выпишет.
Ребята заулыбались.
– У вас там как? Чего, задержанный? Говорит чего-нибудь?
– Он признался, – ответил Саша.
– Все рассказал. На первом же допросе, как начал заливаться соловьем, – ухмыльнулся Боря. – Даже пришлось нам самим допрос прервать. Прямо совсем парень разошелся, боялись, начнется нервный припадок, так его разобрало.
– Мы, только, с допроса, – пояснил Саша и улыбнулся, – конец истории дослушивали.
– Надо же, – хмыкнул Прохоров. – А я думал, будет молчать, как партизан. Придется с ним возиться, а он сам, добровольное.
Следователь пожал плечами. С преступниками не угадаешь. Иногда молчат, как воды в рот набрали, хотя улик, выше крыши, и вина, практически очевидна, даже и без признания. А другие и впрямь говорят, что не остановишь. Душу изливают. Как будто даже радуются, что вот, наконец, можно снять с себя эту тяжесть, освободиться от нее. Даже, вроде как, радуются, что представилась такая возможность.