Дора подобрала с земли клочок пергамента, который выбросил Кэлвин, но тоже ничего не смогла разобрать. Она подумала, что эти люди просто не знают, что здесь, наверху, говорят по-английски, и решила написать им записку. Она пошла в дом за карандашом и бумагой и, случайно найдя в столе Кэлвина маленький потрепанный словарь, обрадовалась. Дело в том, что она была не очень сильна в орфографии, а ей хотелось, чтобы в записке не было ошибок. Дора задала им всего несколько вопросов: кто они? что делают внизу? почему так много заплатили за старый фонарь? Пока она писала, ей пришло в голову, что, возможно, люди там, внизу, хотят есть.
Она завернула в чистое кухонное полотенце буханку хлеба и большой кусок ветчины, затем, подумав, приписала еще несколько слов — что больше ей нечем их угостить и что на всякий случай она посылает им словарь.
Прошло довольно много времени, прежде чем Дора почувствовала, что натяжение шпагата ослабло. Это означало, что бадья, наконец, достигла дна ямы. Она подождала несколько минут, затем слегка потянула шпагат на себя. Однако внизу его довольно крепко держали. Дора села на землю и стала ждать. Солнце грело ей спину, и она наслаждалась тем, что сидит просто так, без дела. И никуда не спешит. И не боится, что вот-вот вернется Кэлвин. Она знала, что раз уж он попал в город, то непременно будет ходить из бара в бар, пока окончательно не потеряет счет времени. Во всяком случае, она нисколько не удивится, если он вернется только к утру.
Посидев в полной расслабленности около получаса, Дора снова: потянула шпагат, но он не поддавался. Она снова опустилась на землю и вытянула ноги — не слишком часто ей выпадали часы такого покоя. Обычно, уезжая в город, Кэлвин оставлял множество поручений, да еще грозил побить ее, если она не управится со всеми делами к его возвращению.
Когда Дора снова потянула шпагат, в ответ его резко дернули вниз, и она поняла, что может поднимать бадью. Бадья была тяжелее, чем когда она ее опускала, ей даже пришлось два раза передохнуть, пока она вытащила ее наверх.
— О, господи, — пробормотала Дора, увидев около дюжины золотых слитков. — Наверное, они там здорово проголодались.
Сверху на слитках лежал кусок пергамента, но на сей раз вместо непонятных знаков она увидела английские буквы, причем точно копирующие шрифт словаря.
Дора медленно прочитала записку вслух: «С помощью допотопной кодовой книги, посланной вами, нашим ученым удалось расшифровать ваш примитивный язык. Нам очень важно знать, как вы решили проблему жизни при смертоносном свете? Раньше только легенды рассказывали нам о существовании расы, живущей на поверхности земли, но теперь и аппаратура зафиксировала наличие смертоносного света через появившееся над нами отверстие. Прибор со смертоносным лучом, который попал к нам, показывает, на сколь низком уровне развития находится ваша раса. Он представляет для нас интерес лишь как свидетельство материальной культуры другой расы. Золото мы послали просто из любезности. Теперь о пище. То, что вы называете хлеб, не годится для нашей пищеварительной системы. А вот ветчина изумительна. Полагаем, что это плоть какого-то существа, и мы готовы щедро заплатить за подобную пищу. Немедленно пришлите еще! А также пошлите краткую историю вашей расы и устройте нам встречу с вашими лучшими учеными, какие уж они есть.
Глар, правитель».
— Боже мой, — сказала Дора. — Как они любят командовать. Я еще подумаю, посылать ли им что-нибудь. Во всяком случае, не ветчину, а то Кэлвин узнает, и мне здорово достанется от него.
Дора зарыла золотые слитки в клумбе с петуниями. Она была так поглощена своими мыслями, что не сразу обратила внимание на шум мотора промчавшейся мимо дома машины, и только услышав истошное кудахтанье, поняла, что случилось. В отчаянии она выбежала на шоссе и увидела четырех белых леггорнов, лежавших на дороге. Она обмерла от страха — теперь Кэлвин изобьет ее до потери сознания. Дора стала лихорадочно соображать, как бы сделать так, чтобы он ничего не заметил. И ее осенило — надо просто избавиться от тушек. Тогда он, может быть, подумает, что их съела лиса. Через некоторое время она опустила в яму бадью с четырьмя почищенными и разделанными курами. Прошел еще примерно час. Дора подергала шпагат, и снизу немедленно ответили. На сей раз у Доры даже закружилась голова от напряжения — такой тяжелой была бадья. И не мудрено: в ней оказалось несколько дюжин золотых слитков и короткая записка.
«Благодаря кодовой книге нам удалось установить, что плоть, которую вы нам послали, принадлежит существам, на вашем языке именуемым курами. Это превосходная пища! В знак одобрения посылаем вам дополнительную плату. Однако, как нам удалось установить, есть большие существа, подобные курам, именуемые индейками. Немедленно пришлите нам индейку! Я повторяю — немедленно пришлите нам индейку.»
«Боже мой, — подумала Дора. — Они, кажется, съели этих кур сырыми. Какие странные люди! Сколько можно командовать? Да и где я им возьму индейку?»
Кэлвин вернулся, как она и предполагала, на следующий день утром. Глаза его были налиты кровью, лицо покрыто багровыми пятнами, а кожа на шее обвисла еще больше. Глядя на эти складки, она снова подумала: «Боже мой, на кого же он похож?»
Когда Кэлвин вышел из машины, Дора сжалась от страха. Но он был слишком озабочен и не обращал на нее никакого внимания. Угрюмо осмотрев яму, он вернулся к машине, подогнал ее к самому краю и выгрузил из нее лебедку и барабан со стальным тросом.
— Дай мне что-нибудь поесть, — приказал он Доре. Она поспешила в дом и стала жарить яичницу с ветчиной. Кэлвин в это время возился возле ямы. Приготовив еду, Дора вышла во двор и окликнула его:
— Завтрак готов, Келвин.
— Заткнись, — ответил он, не оглянувшись. Он уже укрепил и подключил лебедку и теперь вытаскивал из машины коробки с фонарями.
— Тут их целая сотня, — бормотал он себе под нос. — Пятьдесят пять центов за штуку. Пустяки… На один слиток золота можно купить тысячи…
Он включил лебедку, и коробки с фонарями поползли вниз. Дора в страхе попятилась от ямы, она подумала, что сейчас произойдет что-то ужасное: ведь тем людям внизу совсем не нужны фонари.
Довольно скоро трос ослаб, и Кэлвин выключил лебедку.
— Я думаю, за час они успеют нагрузить золото, — сказал он и пошел на кухню завтракать. Дора была в состоянии шока. Она думала о том, что произойдет через час: Кэлвин вытащит из ямы свои никому не нужные фонари впридачу с оскорбительной запиской на английском языке. Возможно, в записке будет что-нибудь и о том золоте, которое она спрятала от него, и тогда он, скорее всего, убьет ее.
Время тянулось мучительно долго. Наконец, Кэлвин взглянул на часы и вышел из дома. Какая-то сила заставила Дору следовать за ним. Кэлвин включил лебедку, и на его лице застыла довольная ухмылка. Однако на смену ей пришло выражение полного недоумения, когда ящик оказался наверху. Кэлвин подпрыгивал возле ящика, издавая монотонные нечленораздельные звуки. Затем вывалил все содержимое на землю, и Дора увидела груду разбитых фонарей. Он стал с яростью расшвыривать их во все стороны. Один, с прикрепленной запиской, упал к ногам Доры.
Кэлвин подбежал к яме и закричал:
— Вы, там, внизу! Вы — жалкие свиньи, вы еще пожалеете, я до вас доберусь, я… я…
Он бросился к дому, а Дора поспешно подобрала записку.
«Вы еще глупее, чем мы думали, — прочитала она. Мы уже писали вам, что ваши дурацкие смертоносные лучи не нужны нам. Мы хотим индейку! Немедленно пришлите нам индейку!
Глар, правитель».
Она едва успела скомкать записку, когда из дома выскочил Кэлвин с двустволкой наперевес. Ей вдруг показалось, что он все знает и собирается убить ее.
— Пожалуйста, Кэлвин… — сказала она.
— Заткнись, — прервал ее Кэлвин. — Ты видела, как я включал лебедку:
— Да, наверное, но что…
— Слушай ты, глупая корова, я спущусь вниз и разделаюсь с этими грязными иностранцами. Ты будешь включать и выключать лебедку, а если что-то сделаешь не так, я разделаюсь и с тобой.
Он схватил Дору за плечо, тряхнул ее с такой силой, что она еле устояла на ногах, и зло прошипел: