— Еще немного, — сказал офицер, — и конец нам. Почему стоим на открытом месте? Не годится такие глупости делать.
И тут смутьяны перешли в наступление. Спецотрядовцам пришлось расступиться: прямо на них покатились автомобильные шины, начиненные чем-то очень-очень горючим. В образовавшиеся бреши врезалось пришедшее к демонстрантам подкрепление: с палками, цепями, ломами, в касках, напоминающих строительные. Все близлежащие улицы заполнило скандирование:
— Са-ид! Са-ид! Са-ид!
Восемьсот человек — мало, подумал я. Этих придурков здесь тысяч десять. Ну и худо нам сейчас будет!
— Саид — это самый главный в Исламской Республике, — попытался было объяснить мне отец. Но было уже не до разговоров. Прямо на нас мчалась толпа. Первым в драку вступил Седой. Он захватил руку с ломом, вывернул ее и швырнул бывшего обладателя лома на асфальт. Лом остался у Седого. Что делали отец и офицер, я не видел, на меня налетел белобрысый верзила с цепью, вопящий: «Аллах акбар!» Почти как Седой, я нырнул под цепь и двинул верзилу в солнечное сплетение. Потом, как на тренировке, подпрыгнул и ударил ногой. За бахвальство это меня чуть не наказали еще несколько смутьянов, решившие не дожидаться, когда я кончу выпендриваться. К счастью, на помощь пришел Седой с ломом. Я побежал, мы побежали… Отец был где-то рядом, он кричал: «Сергей! Ты жив?!» Я орал: «Да!» Чья-то палка чуть не сломала мне ключицу, офицер свистел в какую-то дурацкую дудку, наверху загрохотали вертолеты… Точка в этом приключении получилась увесистая и ослепительно-черная. Она вспыхнула у меня в голове, и все остальное происходило без моего участия.
Как и полагается, вначале был белый потолок, потом в кадр влез сидящий рядом отец.
— Ага, — сказал он. — Проснулся, авантюрист чертов! — И тут же зашептал прямо в ухо: — Идиот слабоумный, зачем на публику работал? Нас ведь теперь черта с два выпустят. И Седого не дадут. Мы теперь — секретное оружие.
— К черту! — Я сел. Голова раскалывалась. — Надоело! Пошли отсюда.
— Куда пойти? — шепотом шипел отец. — Куда? Сильвия через два дня должна зайти. Нас теперь на молекулы разберут за это время!
Сильвия?.. Я вспомнил даму в вечернем платье, напоминающем пеньюар. Или в пеньюаре, напоминающем роскошное платье. Сильвия… Ой, как-то мне не до нее сейчас. Как мне не нравится в этом проклятом варианте! В голову лезла дурацкая фраза какого-то кулака из телесериала о коллективизации: «Я не против колхоза, но не в нашей деревне». Мне хотелось придумать что-то похожее своей афористичностью. Например: «Я не против ислама, но не в нашем варианте». Ох, как болит голова.
— Не нужна мне твоя Сильвия, — сказал я. — Обойдемся. Даром я ее пересилил, что ли, в самый первый раз? Зови Седого!
Седой нашелся секунд за двадцать. За ним примчалась толпа офицеров.
— Не мешайте! — скомандовал я. — Там… в Твери…
— Тут, — поправил отец.
— Еще лучше. Выведите меня на улицу.
Отец с Седым подхватили меня под руки и зашли со мной в лифт. Я прислонился к стенке и стал вспоминать свой ленинградский лифт. Старый, скрипучий, которым никто никогда не пользовался. Эй! Отец всех домов! Эй! Лифт всех лифтов! Я хочу в Ленинград. Голова закружилась, лифт все мчался, словно к центру Земли. Молча я молился Дому, Лестнице, Лифту, Богу и черту. Движение замедлилось, потом прекратилось. Заскрипели двери. За ними виднелась решетка, украшенная собачьими головками…
10. ОХОТА
Мою комнату в Доме занял Седой, которому не оставалось ничего другого, как выполнять ранее намеченное задание. Я успел увидеть его (мой) стол, на котором громоздились учебники русского языка, истории и географии СССР. Меня же в кратчайший срок отец заставил перебазироваться в Феодосию, на смену матери. Он считал, что я наследил и перед Кардиналом, и перед нашей доморощенной мафией. И самое лучшее сейчас — залечь на дно. То бишь — на южный берег Крыма.
Удивительная вещь, но на курорте я чувствовал себя как в ссылке. Толпы отдыхающих страшно раздражали. Солнечная погода и теплое море не радовали. Денег я захватил с собой сверх всякой меры, но где их потратить, если все ломится от очередей? Фрукты?… В Доме я и получше ел.
Только одной радостью жизни я еще мог наслаждаться. Женщины! Благо здесь на курорте их было невероятного много, а моя свежеприобретенная мускулатура действовала неотразимо. Стоило мне появиться на пляже, как атака начиналась на всех фронтах. У меня просили прикурить и почитать газету. Звали поиграть в карты и волейбол. Даже в случае отказа у навязчивых собеседниц были домашние заготовки: «Как я не догадалась, что вы не курите?! Вы же спортсмен, наверное. А каким спортом вы занимаетесь?» Или: «Ах, как здесь тяжело с газетами! Дома я так привыкла к «Литературке», а здесь даже «Известий» не достать». Поначалу это выглядело забавно, и лучшая из претенденток вечером удостаивалась приглашения в гости. Но несколько дней спустя мои временные подруги, сами демонстрируя удивительную простоту нравов, почему-то не одобрили эту простоту ни у меня, ни друг у друга. Начались взаимные претензии. Я вынужден был перебраться сначала на другой конец пляжа, потом на другой пляж. Виноватым я себя не считал, так как никому не навязывался, а развлечься и отвлечься хотелось. Но через две недели любительницы курортных знакомств пришли к выводу, что самой успешной может оказаться атака по месту жительства. И, не сговариваясь, стали толпами наведываться ко мне в комнату.
Щедро заплатив хозяйке за непредусмотренные моральные издержки, я счел за благо ретироваться. Дефицит общения с женским полом был с лихвой компенсирован, я загорел и соскучился по комфорту Дома.
Процедура возвращения заняла минуту. За две недели ничего не изменилось. Мать рассеянно листала какой-то журнал. Отец с Седым сидели в моей комнате и совещались, уставившись в монитор персонального компьютера. Вид у обоих был измученный. Они поприветствовали меня бурчанием и вернулись к экрану. Тоже мне: «Следствие ведут Знатоки».
Я быстренько представил себе дверь в стене и вообразил за ней свою прежнюю комнату. Зашел, повалился на кровать. Вот я и дома. В Доме. Что-то не радует меня это.
Без толку повалявшись на кровати, я захотел помотаться по городу. Просто так. Соскучился. Даже решил не пользоваться услугами Дома, а ехать автобусом, благо остановка совсем недалеко.
Вылез я на Невском у Казанского собора. Меня тянуло в толпу, в людскую гущу. Феодосия своей курортной бестолковостью служила как бы продолжением полуреального мира из другого варианта истории. А Невский… Родные знакомые дома, примелькавшиеся толпы, очереди. И такой привычный-привычный говор улицы, ласкающий слух знакомыми словами.
Я подошел к самому собору. Его колонны издалека не казались такими уж толстыми, но вблизи их размеры внушали уважение. Я нуждался в них, как корабль нуждается в якоре. Эта мощь и эта изъеденная поверхность служили вернейшим подтверждением абсолютной реальности нашего мира. Они не могли бесплотным миражом раствориться в воздухе по прихоти исторических личностей. Они были так же солидны и основательны, как планета Земля. Это меня очень радовало и успокаивало.
Несколько раз, словно из суеверия, я потрогал грязноватый камень собора. Потом подошел к фонтану, постоял и послушал уличных музыкантов. Пошатавшись бесцельно пяток минут, я заметил, что кто-то еще слоняется перед собором почти так же бесцельно, как я, но всегда — невдалеке от меня. Это был парень в белой футболке и джинсах. Случайный взгляд напомнил мне, что он садился в тот же автобус, что и я. Интересно, интересно…
Для контроля я прошел вдоль канала мимо Дома Книги. Потом постоял у перил, якобы любуясь своим отражением в воде. Мой преследователь в это время любовался своим отражением в витрине Дома Книги.
Так-так-так. Если верить отцу, то это или от Кардинала, или от мафии. Что я знаю о способах избавления от хвоста? Сесть в автобус, чуток проехать, а потом выскочить через закрывающиеся двери? Бездна воображения…
Неожиданно я засмеялся. Тоже проблема! Уйти от «хвоста» можно через любой подъезд. Дом выручит. Но игра «в кошки-мышки» мне не нравилась. Хотелось определиться.