Утром к Родьке прибежала Лёля.
— Иди скорее!
— Что случилось?
— Кошки лезут!
— Куда лезут?
— В скворечню. Выкрутас лезет, а за ним остальные.
— Паразиты! — Родька кинулся во двор.
Лёля бежала сзади.
— Маша говорит, может, витамины унюхали?..
— Я им покажу витамины! Заикаться будут!
На столбе висели кошки. Выше всех взобрался Выкрутас, главарь команды, чёрный, будто совок для угля. Он обнюхивал кормовые столики и тянул шею, заглядывал в дырки-летки. Приплёлся даже котёнок Малявка, засоня и лентяй, который день-деньской валялся где-нибудь на окне между цветочными горшками.
Малявка зевал, почёсывался и снизу глядел на Выкрутаса.
Рядом с Малявкой стоял Данило. Он тоже глядел на Выкрутаса.
Родька заорал:
— Брысь!
Кошки от испуга соскочили со столба, а Данило свалился с ног.
Родька сказал:
— Паразиты! — и поставил Данилу на ноги.
Все ребята во дворе поняли: над «КС-8» нависла опасность.
Аксюта предложила выкопать вокруг столба канаву и залить водой. Серёжа сказал, что столб надо обмазать каким-нибудь антикошачьим клеем.
Маша заявила:
— Будем караулить.
Лёля придумала: кормить кошек досыта, тогда они оставят скворечню в покое.
Толя и Вова предложили «паразитов» переловить и выдрать ремнём.
Данило ничего не предложил: «паразиты» были его друзьями.
Родька опять крепко задумался. И до самого вечера ходил такой крепко задумчивый.
А наутро появился во дворе с широким листом жести и, конечно, с молотком и гвоздями.
На метр от земли обкрутил столб жестью и прибил гвоздями. Получилось кольцо.
Вначале ребята не догадались, для чего он это сделал. На следующий день стало ясно, когда Выкрутас привёл свою команду и первым запустил когти в столб. За ним — остальные. Но дальше кольца не долезли.
Ребята обрадованно закричали:
— Ага! Буксуют!
— Кошки буксуют!
Кошки побуксовали и ушли.
3Вскоре в коммунальной скворечне поселились скворцы.
Научный подход
Олежке поручили сходить в Зоопарк, провести научную работу.
Олежка согласился. В Зоопарке у него был приятель, Лёнька Нестеров. Тоже вёл научную работу в КЮБЗе — кружке юных биологов Зоопарка.
В субботу в школе Олежке выдали магнитофон и катушку с плёнкой на тридцать минут.
— Ты, того… осторожней. Магнитофон не грохни.
— Не грохну. Не беспокойтесь.
— Микрофоном пользуйся, как показывали. Вплотную не ставь.
— Ладно. Не буду.
— От этого микрофонные помехи — вибрация. Зарычит кто или зашипит, чтоб в чистом виде, без помех.
— А разве змеи тоже нужны?
— И змеи, и обязательно кинкажу. Говорят, его недавно привезли. Узнай.
— Узнаю.
— Да, Тобика и Чандра не забудь.
— Не забуду.
По дороге домой Олежка обдумывал, как завтра приступит к работе. Вспоминал номер телефона Лёньки Нестерова. А вдруг Лёнька не согласится помочь? Ну и не надо. Пойдёт в дирекцию и добьётся разрешения.
Зоопарк — это ведь не только чтоб глядеть, но и научное учреждение. Сборники докладов выпускают — «Суточный ритм в жизни диких животных», «Консерватизм наследственности» или что-то в этом роде.
Дома Олежка отыскал старую записную книжку, а в ней номер телефона Лёньки Нестерова.
Позвонил.
«Привет!» — «Привет!» То да сё. И наконец о главном: о Зоопарке. «Помогу, приходи, — согласился Лёнька. — Найдёшь меня в лектории».
Утром Олежка встал пораньше, наскоро позавтракал, подхватил магнитофон — и в Зоопарк. Купил в кассе билет и расспросил, где лекторий.
В лектории было тихо. Пахло свежими опилками и зверями.
Посредине лектория стояли на столе две клетки. В одной была морская свинка, в другой — белка.
Перед клеткой с белкой сидел Лёнька Нестеров. На коленях лежала раскрытая тетрадь.
На стук двери Лёнька даже не оглянулся. Он смотрел то на клетку, то на будильник.
Олежка кашлянул.
Не замечает.
Олежка окликнул.
— А-а, значит, пришёл.
— Значит, пришёл.
— Ты вначале без меня. Не могу отлучиться. Я…
Но тут белка начала скакать в колесе, и Лёнька, взглянув на будильник, что-то отметил в тетради.
Колесо заскрипело, закрутилось.
— Сходи пока к птицам. Там просто.
В колесе мелькали беличьи лапы, торчком подпрыгивал хвост.
Стол трясло. Рядом в клетке трясло морскую свинку.
— Я закончу наблюдения. Придёт сменщик и…
Белка перестала скакать. Колесо остановилось.
Морская свинка перестала трястись.
Лёнька опять что-то записал в тетрадь.
— …тогда передам дежурство и поведу тебя в слоновник и к хищникам.
— А что ты наблюдаешь? — осторожно поинтересовался Олежка.
Белка вновь запрыгала в колесе. Морская свинка закачалась в клетке.
— Надо выяснить, сколько времени белка крутится, сколько сидит без движения. Разрабатываю доклад.
— А морская свинка на что?
— За ней наблюдает Вовка Мазухин.
— Тоже разрабатывает доклад?
— Конечно. Не мешай. Через час возвращайся.
Олежка отправился к птицам.
Бодрым шагом подошёл к клетке. Прочитал: «Реполов».
Ну что ж, можно начать и с реполова.
Энергично шевеля локтями, протолкался к барьеру. Поставил магнитофон, открыл крышку.
От зрителей посыпались вопросы: что принёс? Зачем принёс?
— Буду записывать реполова, — сказал Олежка. — На плёнку.
— А для чего записывать? — спросил мальчишка в зелёной вязаной шапке, похожей на чулок с кисточкой.
— Научная работа. Голоса фауны.
Получилось не хуже «суточных ритмов» и «консерватизма наследственности»!
— Это что ж такое? — не понял зелёный чулок с кисточкой.
— Ну, кто как чирикает или рычит, — снисходительно объяснил Олежка.
— А носорог — фауна?
— Да. Травоядная только.
— Я около этой фауны стоял, стоял, а она валяется, как бревно, и храпит.
Олежка вынул микрофон, подключил.
Надо было дотянуться микрофоном к сетке, за которой на срубленном деревце сидел реполов. Невзрачный, серый, побольше воробья.
— Я тебе помогу, — вызвался чулок с кисточкой.
— Держи магнитофон, — согласился Олежка. — А я полезу установлю микрофон.
Реполов дёргал хвостом, вытягивал шею, разглядывал мальчишек и заливисто цокал.
Олежка поставил микрофон у самой сетки и вернулся.
— Тишина! — вдруг бодро крикнул чулок с кисточкой. — Запись!
Зрители почтительно умолкли.
— Ловко ты! — прошептал удивлённый Олежка.
— Я, брат, знаю. Я, брат, в кино снимался. Статистом. Толпу изображал. В «Слоне и верёвочке».
Олежка включил магнитофон, повернул рукоятку громкости.
Реполов цокал, посвистывал.
Катушка с плёнкой вертелась, шла запись.
Олежка считал обороты катушки:
— Один… Два… Три…
Как только реполов нацокал пять оборотов, Олежка магнитофон выключил. Облегчённо вздохнул: первая фауна записана!
После реполова Олежка записал чечёток, золотистую ржанку, пустельгу, зябликов.
В блокноте отмечал, кто за кем поёт.
Клёст растопорщил перья и сердито почёсывался, умывался.
— С левой ноги встал, — сказал статист из «Слона и верёвочки». — Надо подзадорить.
Он замахал своей зелёной шапкой и состроил рожу.
Клёст хлопнул крыльями и закричал. Обиделся на рожу или испугался зелёной шапки.
Олежка запустил плёнку. Хотя клёст и не накричал на все пять оборотов, но на полтора хватило.
Вдвоём работать было весело, и ребята познакомились.
Статиста кино звали Митькой, проще — Митяем. Он взялся делать для Олежки в блокноте отметки.
Волнистые попугайчики с голубыми восковинами клювов трещали оглушительно и бесперебойно.