— Я помню, как ты говорил мне, что информация самое губительное оружие. Видишь, как хорошо я внемлю твоим урокам, отец? — Адалин сжимает губы. — Я не буду жертвовать пешками. Люди, это не шахматные фигуры. Люди это люди. Они не заслуживают быть частью твоих игр. На этой флешке доказательства того, что всё случившееся с Дафной не было самоубийством. Здесь доказательства её изнасилования.
Энтони нервно улыбнулся, нахохолился. И почти прорычал:
— А что мне то с этой информацией, Адалин?
— На видео есть звук, — вмешался Ник, выпуская подуспокоившегося Илью. — Ваш сын поразительно говорливый, месьей. Пока он смел надругаться над нашей подругой, он выложил всё. Например, то, что это вы сказали ему сделать с ней это. Что если она не убьёт себя, то умрёт Адалин. И много… много интересной информации, о которой вашим инвесторам следовало бы узнать, — Фейн хмурится, скалится. — Не верите? Мы можем посмотреть прямо там. На аукционе. Как раз, собралось столько народу… всем будет интересно увидеть вашу благодетель, месье.
В секундной тишине было слышно, как скрипнули зубы Энтони.
— Вашему сыну следовало быть внимательнее, когда он переходит по сомнительным ссылкам и снимает видео, — уголки губ Ника слегка дрогнули.
Серые глаза Энтони Вуда потемнели так, что Адалин на секунду стало страшно. Но даже несмотря на это, она продолжала стоять на своём месте, приподняв подбородок и не сводя с отца своего взгляда. Энтони разворачивается на пятках лакированных туфель, медленными шагами настигая свою дочь. Эдвард отскакивает назад, а Женя делает несколько шагов вперёд, словно вот-вот готовая накинуться на отца Ады. Щурясь, он разглядывал лицо Адалин так внимательно, что впору было бы отвести взгляд или отвернуться. Но Ада продолжала смотреть в упор.
Она больше не проиграет ему. Больше никогда не проиграет.
— Спекулируешь на смерти своей лучшей подруги? Как это гадко, Адалин, — шёпот обжигает кожу, подпаливает фитиль внутреннего гнева Адалин. — А я всегда думал, что ты так сильно дорожишь смертью сиротки Дафны, что никогда не позаришься на это… грязно играешь. Может быть, и не такие уж мы и разные, как сильно ты хочешь это отрицать…
Адалин жмёт губы, ведёт рукой с флешкой в сторону — так, чтобы оставить её прямо около лицо отца.
— Я просто играю по твоим правилам.
— Всего одно видео, не доказательство моей вины. Это не очернить репутацию меня и моей компании. Я могу просто скинуть всё на своего сына, ведь всем и так известна его репутация. Я могу сказать всем, что это творил мой сын. Не я.
— Ты серьезно? — голос Эдварда рядом скользит негодованием и даже обидой.
— Вот видишь. Это видео ничего не изменит…
Адалин готова была зарычать от досады или прибегнуть к силе, пока со стороны Ильи, Ника и Жени не послышалось тихое покашливание. Святая макушка Кирилла выскользнула слева от Ильи, и лишь сейчас Адалин заметила, что прямо на них была направлена камера его телефона.
— А два видео изменит?
Адалин только и может, что удивлённо приподнять брови и посмотреть на Кирилла с немой благодарностью. Пока отец от отчаяния начинает практически кричать. От кидается вперёд, пальцы одной из его рук цепко хватают Адалин за запястье, в которой была зажата флешка. Вторая рука стремительно направилась к шее, но не успели подушечки пальцев даже прикоснуться к коже, как его резко откинуло в сторону. Адалин успевает отскочить назад, удивлённо приподнять брови, прежде чем посмотреть в противоположную от отца сторону. Хмурая Женя расжимала и сжимала пальцы правой руки, потирая костяшки.
— Ещё раз подойдёшь к ней, и я тебе ебальник в щепки раскрошу, — шипит на него Павлецкая.
Энтони с широко раскрытыми глазами уставился на неё, как на сумасшедшую. Прижимая ладонь к начинавшей наливаться синяком скуле. Во время удара он прикусил зубами губу, и теперь на ней выступили капельки крови. Но Женю, кажется, мало беспокоило его состояние. Энтони подскакивает на ноги, возмущённо втягивает воздух, пока его налившееся бешенным блеском глаза впиваются в Адалин.
— Катись, куда хочешь, — рычит он.
И только собирается сделать шаг назад, как Женя выхватывает из рук Адалин флешку и кидает прямо в отца Адалин.
— И это с собой забери. Чтобы было о чём подумать на досуге, больной ублюдок.
Не придержи Адалин подругу за руку, та бы снова накинулась на мужчину, пока он проскакивал между Ильей, Ником и Кириллом, по всей видимости, планируя поскорее покинуть это мероприятие. И мать Адалин, вместо слов или действий, молчаливо следует за ним. В комнате остаётся только Эдвард. Он смотрит на Адалин, делает шаг к ней слишком медленный, осторожный, но Ада почти тут же пятится назад.
— Я и тебе сейчас врежу, если ты подойдёшь, — рычит Женя. — Всю жизнь мечтала набивать вам морды за все ваши поступки. Свали лучше за своим папашей, пока я и тебе морду не разукрасила.
Взгляд Эдварда последний раз скользит по Аде. Она поджимает губы, качает головой, и шепчет:
— Исчезни, Эдвард. Просто исчезни из моей жизни.
Он уходит следом за отцом.
Губы Адалин приоткрываются, когда она резко вдыхает воздух. Пальцы прижимают папку к груди, обнимая её, как самое драгоценное сокровище. Она прикрывает глаза, пока колени подгибаются от резко накатывающей слабости.
Илья первым срывается с места, мягко обхватывая плечи Адалин, чтобы хоть немного смягчить её падение. Ада не чувствует боли, когда колени бьются о паркет пола. Не чувствует, как Женя и Илья садятся рядом с ней, задают слишком много вопросов о её состоянии. Она не чувствует, как горячие слёзы бегут по щекам, капая с кончика носа на паркет.
Она смогла победить? Воздух проникает в лёгкие, заставляя их открываться.
Она дышит. Чёрт возьми. Она может дышать.
— Я дышу, — хриплым голосом шепчет она. — Я могу дышать.
Глаза, застеленные пеленой слез, медленно открываются. Адалин с трудом может расцепить руки, которые прижимают папку. Дрожащие пальцы достают бумаги, когда она кладёт их прямо на пол. Сгибается, достаёт ручку, и всматривается в подпись отца. Обхватив корпус ручки, она склоняется над документами и оставляет свою подпись.
Вот она. Свобода.
Ада прикрывает глаза, выпрямляется.
— Всё хорошо? — голос Жени пробивается через блокаду её мыслей, когда Адалин переводит на неё взгляд. — Ты… бледная.
Все слова вдруг закончились. Адалин может только слабо улыбнуться, медленно кивнуть, и всё её тело резко потянуло вниз. Она чуть кренится, упираясь затылком в плечо Стрелецкого, который мягко обхватывает её ослабевшее тело рукам, чтобы она не завалилась на бок. Адалин приоткрывает глаза, поднимая их к двери, где стоял улыбающийся Ник. А рядом с ним, оперевшись на свою трость, стояла Женевьева. Она щурилась, улыбалась, и всем своим видом показывала, что безмерно радовалась за свою внучку.
— Николас, дорогой. Кажется, Адалин следует отвести в более… спокойное место. Не находишь?
«Да», договаривает за него Адалин, и прикрывает глаза. Слабость сморила её, и она совсем не заметила, как вокруг затихли звуки.
Теперь она свободна, и ей можно не переживать. Теперь она может расправить крылья.
Эпилог
Июнь, 2020 год.
Россия, Санкт-Петербург.
— Я всё равно не понимаю, как ты это делаешь. Я её и вперёд, и назад, и вверх, а они не отлипают, — тихо бурчит Аня, сверля взглядом блинчик на сковородке. — У тебя так легко получается, а у меня они намертво прилипают! — она снова попыталась подвигать сковородкой, и даже рывком попытаться подкинуть блинчик — а он так и остался непоколебимым. — Ну всё! Я сдаюсь! Дай мне лопатку, я покромсаю его и всё. Блинчики это не моё.
Дева на коленях Адалин протестующе замурчала, когда она начала поднимать на ноги. Запротестовала, когда француженка осторожно положила её на стул — и Адалин только сокрушённо вздохнула. Две черные женщины, которые не давали ей прохода оставшиеся полторы недели, которые она проводила то у Жени, то у Ильи. Дева не слезала с её рук, а Аня прохода не давала. Смотрела на неё горящими глазами и задавала слишком много вопросов — но если честно, Адалин была не против.