— Как поживаете, синьор Лоренцо? Видите, Тигр вас тоже узнал… А ведь он был еще щенком, когда вы здесь жили… Войдите хоть на минуту… Я так рада вас снова видеть.
Клаудио уже собирался вывести женщину из заблуждения, но тут им внезапно овладел какой-то азарт, жажда приключений: он был здесь один, никого не знал; а ну как благодаря этой ошибке он обретет приятную компанию? Старая дама между тем повернулась к нему спиной и тяжелой поступью усталого человека пошла вперед; они миновали портик, пересекли веранду, заставленную плетеными стульями и креслами, и наконец очутились в полутемной гостиной. Здесь стояли жесткий диван и два кресла с расшитыми спинками, на стене висели олеографии — морские пейзажи и букеты цветов. Прозрачные абажуры были усеяны бусинками, и повсюду — на этажерках, столиках и шкафчиках — виднелись вазы, пепельницы, табакерки, фотографии в рамках и всякие безделушки. Дама тяжело опустилась в кресло, дог растянулся на полу возле нее. Слегка задыхаясь, она сказала:
— Здесь все осталось так, как было до вашего отъезда… О, в моем доме уже много лет ничего не меняется… Но ведь и вы тоже нисколько не изменились. Правда?
— Да, я не изменился, — ответил Клаудио, которому хотелось узнать, когда, по ее мнению, он жил в этом доме, потому что, по-видимому, с тех пор прошло не так уж много времени.
— Три года, — сказала женщина. — Это много для меня, старого человека, и мало для вас, ведь вы еще молоды. А знаете ли вы, что всякий раз, когда я вижу Елену, она спрашивает о вас?
Итак, существует еще и Елена, не без удовольствия подумал Клаудио. Славное имя, а его обладательница, должно быть, молодая женщина, привлекательная и милая.
Он спросил:
— Елена меня еще помнит?
Дама бросила на Клаудио взгляд, смысл которого остался для него непонятным:
— Ну, это не то слово. По-моему, она тоскует по вас.
"Куда уж лучше! — невольно сказал себе Клаудио. — Если эта Елена тоскует, значит, можно будет, воспользовавшись ошибкой старухи, поближе с ней познакомиться и заменить призрачного Лоренцо".
— Я тоже, — сказал он, — я тоже тоскую по Елене.
Произнося эти слова, Клаудио так вошел в свою новую роль, что они прозвучали совсем искренне.
— Вместо того чтобы теперь тосковать, — заметила дама, — лучше вам было тогда вернуться. Вы даже и представить себе не можете, до какой степени ваш отъезд огорчил Елену. Несколько дней она из комнаты не выходила, все плакала, бедняжка. Не спала, не ела. Я боялась, как бы она не захворала. А могу я спросить, почему вы так дурно поступили?
Клаудио ответил наугад:
— Я не хотел поступить дурно, но это было сильнее меня.
Старая дама вздохнула, немного помолчала и рассеянно сказала:
— Пусть так. И все же в ту ночь что-то произошло. Ведь наутро Елена появилась с затекшим глазом, точно ее кто-то поколотил. Но, синьор Лоренцо, вы знаете, что женщин не бьют?
Клаудио стало не по себе. Значит, этот Лоренцо поколачивал свою подружку; сам Клаудио, напротив, в жизни ни одну женщину пальцем не тронул. Он в замешательстве проговорил:
— Я еще раз повторяю: это было сильнее меня.
Казалось, старая дама что-то обдумывает: она молчала, вперив свои голубые глаза в пространство. Потом уже совсем иным, отнюдь не доброжелательным, а скорее суровым тоном она заметила:
— Вам следовало понимать, что, уезжая тайком, вы поступаете недостойно. Добро бы Елена была еще девчонкой, из тех, что легко утешаются с другим. Но ведь она в ту пору была уже не молода, для женщины ее лет любовная связь может оказаться последней. А ко всему еще она вдова, и ее сын, этот лоботряс, причиняет бедняжке столько неприятностей. Нет, вы и впрямь поступили неблагородно.
Клаудио заерзал в кресле и сделал вид, будто смотрит в открытое окно на растущие в саду деревья. Стало быть, Елена вовсе не молода, она значительно старше Лоренцо, и вдобавок у нее уже достаточно взрослый сын, снискавший себе репутацию лоботряса. С трудом он выдавил из себя:
— Собственно, разница в возрасте и заставила меня тогда уехать.
Старая дама вертела теперь в руках свои очки, привязанные лентой к поясу; мускулы ее лица расслабли, и Клаудио показалось, что оно от этого стало жестким и враждебным. Наконец женщина уже без всякой сердечности проговорила:
— Синьор Лоренцо, о разнице в возрасте вам надо было думать до того, как вы сблизились с Еленой. По общему мнению, вами двигала не любовь к ней, а корысть. Елена богата, а у вас не было ни гроша… Да, люди, как видно, не слишком-то разборчивы в средствах.
Клаудио понял, что ему следует взять под защиту этого "презренного" Лоренцо, потому что, защищая его, он тем самым защищает самого себя. И он с жаром запротестовал:
— Я вовсе не из корысти был с Еленой. Я с самого начала испытывал к этой женщине настоящую привязанность и оставался с нею до тех пор, пока привязанность не прошла.
Старая дама покачала головой:
— Вернее сказать, до тех пор, пока вы не встретили ту американку, которая была отнюдь не моложе, но, видимо, щедрее… С нею-то вы и уехали в тот самый день, когда бросили Елену.
— Ни с какой американкой я не уезжал.
— Но ведь вас видели вместе.
— Это произошло случайно. Она просто моя знакомая.
— Странная случайность. Не будете ли вы любезны в таком случае объяснить мне еще одну случайность?
Старая дама внезапно поднялась и своей тяжелой и неуверенной поступью направилась к письменному столу, стоявшему у окна. Клаудио увидел, как она открыла один из ящиков и начала рыться в бумагах, потом достала оттуда какой-то листок и медленно возвратилась на свое место. Тяжело опустившись в кресло, она положила листок на колени.
— А теперь скажите, — снова заговорила она, — по какой такой случайности вы уехали тайком, ни свет ни заря, даже не уплатив по счету? Елена не желает его оплачивать, говорит, что она и без того на вас много денег потратила, и, по совести говоря, я не могу ее ни в чем обвинять. Если я не обратилась в суд, — заключила уже совсем неприязненно дама, — то только щадя Елену, ведь она, думается, вас все еще любит. Значит, и этот неоплаченный счет — тоже случайность?
Дама водрузила на нос очки и, расправив листок, долго его рассматривала. И тут Клаудио понял — так ему по крайней мере показалось, что она очень близорука и именно по этой причине приняла его за другого. С минуту он надеялся — и одновременно страшился, — что женщина поднимет на него глаза и поймет свою ошибку. Но нет, она сняла очки, и они снова повисли у нее на поясе. Клаудио спросил себя, должен ли он наконец вывести ее из заблуждения, но тут же решил, что уже поздно. Это нужно было сделать в ту минуту, когда старухе почудилось, будто она его знает, а теперь выйдет, что она не только не получит по счету, но в довершение всего поймет, что он над нею посмеялся, ломал комедию. Пусть уж он останется в ее глазах Лоренцо! Ну а как быть со счетом? Оплатить его или нет? Ведь если он откажется, она, чего доброго, придет в ярость и обратится в полицию, тогда обнаружится, что все это комедия, и разразится настоящий скандал; и в конце концов Клаудио решил, что, пожалуй, стоит уплатить по счету: он, правда, потеряет немного денег, но поделом — незачем было выдавать себя за какого-то Лоренцо! Старая дама между тем продолжала:
— Это счет за последнюю неделю. Сумма не ахти какая, но ведь вы-то знаете: мы с дочерью живем лишь на то, что сдаем комнаты жильцам, поэтому для нас и это деньги.
Клаудио сдержанно сказал:
— Дайте мне счет. Я его оплачу.
— Извольте.
Он взял листок и пробежал его глазами: сумма и вправду была невелика, наказание было легким. Тогда он вынул из кармана бумажник и протянул ей деньги. Принимая их, она поспешно сказала:
— Разумеется, синьор Лоренцо, я никогда не верила тому, что о вас говорили. И все же вам не следовало исчезать так внезапно.
— В жизни всякое бывает, — ответил Клаудио, вставая.
— Кстати, синьор Лоренцо, — продолжала старая дама, снова становясь любезной, — уезжая, вы здесь кое-что оставили. Я сохранила ваши вещички. — С этими словами она направилась к шкафу, стоявшему в глубине комнаты, открыла дверцу, достала какой-то сверток и протянула его Клаудио. — По-моему, тут нижнее белье и две пары носков… Они вам пригодятся.