— О, я-то пойму! Дела Серены должны оставаться только ее делами… по крайней мере, для другого члена семьи.
— Я не имела в виду…
— Я знаю, Пенни. Если кто-то из ее подруг беспокоится по поводу того, что, черт побери, делается с Сереной, у них есть право беспокоиться, а мне остается лишь аплодировать им. Залезай внутрь, Джефф. Хочешь взять свою… нет, ты же не носишь шляпу. Никто из нашего поколения после колледжа не стал носить шляпу. Удачного поиска — вам обоим! А я пойду займусь амбарными делами.
Над газоном пролетел еще один порыв ветра. Джефф устроился на переднем сиденье и захлопнул дверцу.
— Хочешь, я поведу машину, Пенни?
— Нет, спасибо. Я куда способнее, чем выгляжу.
Они плавно развернулись по направлению к главным воротам, и тут Пенни снова заговорила. Несмотря на владевшее ею волнение, она оставалась собранной и невозмутимой.
— Ты знаешь, — сказала она, — это мое представление может оказаться еще более смешным, чем я думала! И если это так, ты сможешь вместе со мной от души посмеяться над тем, что мы сейчас делаем!
— Легко. Но все же я предпочел бы выяснить, что же мы делаем. Или пришла твоя очередь быть загадочной?
— И вовсе я не загадочная, честное слово! Дэйв думает, что в жизни Серены есть какой-то мужчина. Я почти уверена, что это так и есть — по некоторым замечаниям, которые она порой роняла. Кстати, что он имел в виду, когда упоминал об амбарных делах? Он собирается сидеть в амбаре — или что?
— Он имел в виду амбарную книгу, этакий вахтенный журнал, который вел старый коммодор. Дэйв говорит, что в ней есть какие-то намеки на спрятанное сокровище.
— Я все думаю, — продолжила Пенни, — неужели бедный Харальд Хобарт в самом деле потерял так много денег, как считает мой отец? Дэйва это не волнует, а вот Серену может обеспокоить. Но я хочу говорить не об этом. Дэйв опасается, что Серена, которая всегда так тщательно подбирала достойную ее компанию, может увлечься совершенно недостойным мужчиной.
— Значит, мы присмотрим за Сереной. Итак, где мы будем ее искать?
— На Бурбон-стрит. Там есть бары, где наливают спиртное.
— Ты знаешь такие заведения? И Серена их знает?
— Да. Почему бы и нет? — быстро ответила Пенни. — Тебе должно быть известно, что есть бары и бары. Некоторые из них, конечно, просто ужасны. Другие получше, они больше напоминают рестораны, в которых подают хорошие блюда и соответственно напитки, — словом, довольно респектабельные заведения. Место, куда мы направляемся, что-то вроде ночного клуба, достаточно приличное заведение. Оно… оно…
— Да?
— Оно называется «Туфелька Синдереллы» и считается кофейней. Что же до напитков, там можно получить только абсент, который подают в кофейных чашках. Если персонал тебя не знает, ты получишь только кофе… по заоблачным ценам. Это правда, Джефф, что абсент запрещен даже во Франции?
— Да это так, но во Франции придумали, как законным образом заменить его. Есть такая жуткая зеленая штука, именуемая перно, которая бьет по башке не хуже абсента. Большого интереса подобные напитки у меня не вызывали.
— Я и сама не люблю абсент, хотя могу немного выпить и устроить настоящее шоу, если выпью несколько больше. Но Марсель меня знает. Привели меня туда Серена и Дэйв. — Пенни поежилась. — Ты понимаешь? Какой бы свободомыслящей я себя ни считала, в такое место я не могу явиться одна.
— Вопрос вот в чем, Пенни, — что мы будем делать, когда явимся туда? Предположим, мы найдем Серену, которая сидит за рюмкой абсента в компании совершенно неподходящей личности: какого-то жуткого уголовника или даже гангстера? Должен ли я гордо подойти к нему и сказать: «Сэр, вы совершенно неподходящая личность, убирайтесь отсюда к черту»?
— Ни в коем случае! Боже милостивый, нет! Сделать мы ничего не сможем, даже если и захотим. Кроме того, мужчина, о котором идет речь, может оказаться совершенно иным. Судя по намекам, которые отпускала Серена, я не сомневаюсь, что все мы его знаем. Когда я говорю «все», то, конечно, не учитываю тебя: ты слишком долго отсутствовал… В чем дело, Джефф? У тебя есть что-то на уме?
— Только то, что все это слегка смахивает на слежку. Разве девушка не имеет права на собственную личную жизнь?
— Конечно, имеет! Но если даже тот мужчина принят в обществе, это еще не гарантия, что он не связан с какими-то сомнительными или даже опасными делами. Я надеюсь, что тут нет ничего подобного; я от всей души надеюсь! Серена такая… такая сдержанная… и невероятно разборчивая!..
— Из чего следует, — с неприкрытой иронией предположил Джефф, — что ты и не сдержанная, и не разборчивая?
— Во мне нет и капли сдержанности! И хотя признавать это ужасно, в глубине души я страшно неразборчива! Это я и должна была откровенно сказать Серене, когда она сообщила мне…
— Когда она сообщила тебе — что? Прошлым вечером, перед тем, как нас прервал тот коп, которого Дэйв называет Старой Немезидой…
— Это было очень плохо, да? — с мягкой настойчивостью спросила Пенни. — И я снова вела себя как сущая идиотка. Как обычно. — Она на мгновение опустила взгляд. — Мы должны вернуться к прошлому вечеру, Джефф, и обсудить то, на чем остановились. Но пожалуйста, только не сейчас. Не сейчас, ладно?
— Как скажешь, Пенни.
— У тебя больше ничего нет на душе?
— Абсолютно. И если на то будет твое желание, дорогая, я весело отправляюсь прямиком к черту и оборву ему бакенбарды.
Они погрузились в молчание. Каждый был занят своими мыслями. После паузы, которая показалась такой долгой для Джеффа и такой короткой для Пенни, их окружили мигающие огни. Пенни была права: поездка действительно была недолгой, и едва только минуло десять, как Джефф увидел знакомые места.
Под высокими фонарными столбами, с которых лился бледный свет, Кэнал-стрит делала широкую дугу к югу и выходила к реке. Интенсивность движения заметно уменьшилась. Стоило пробыть лишь пять минут в центре Нового Орлеана, как вы начинали чувствовать беспечную атмосферу города и царящую в нем снисходительность к человеческим слабостям.
Поскольку Пенни опасалась вести машину по узким улочкам этого района, она оставила свой «Гудзон» на университетской стоянке, которую кое-кто продолжал называть Американской. Пешком они прошлись по Кэнал-стрит до Французского квартала. Миновав Бургунди-стрит и Дофин-стрит, они повернули налево, к тому проспекту, который искали.
Когда сгущалась темнота, Бурбон-стрит и слоняющиеся по ней обитатели этих мест выглядели так, словно оставались таковыми с тех пор, как появилась эта улица. Молодые люди шли, и плечо Пенни касалось предплечья Джеффа, а он чувствовал себя ее могучим защитником и покровителем.
— О чем ты сейчас думаешь, Джефф?
— Если ты спрашиваешь, то главная мысль посвящена тому, что ждет наши отношения. А вот вторая мысль…
— Да, так о чем вторая мысль?
— О сухом законе! — взорвался Джефф. Ругательства, которым он так и не позволил сорваться, он произнес мысленно. — Здесь сухой закон сколь нереален, столь же неестествен, каким бы он ни казался в Вене или Париже.
— Не сомневаюсь, что он неестествен. И, конечно же, нереален. Столько хороших напитков регулярно доставляют на кораблях, что их нехватка никогда не ощущается. Рыбаки из залива перехватывают суда на подходе, прячут ящики с бутылками под грудами креветок или устриц, где они и лежат, пока их доставляют в город. Это то, что мне рассказали друзья; в подробности меня не посвящают. «Туфелька Синдереллы»…
— Это заведение далеко отсюда?
— Довольно близко, почти рядом. Между Дамейн-стрит и Сент-Филипп-стрит, рядом с Лавкой кузнеца Лаффита. Джефф, ну почему они придумывают такие абсурдные названия? Ну вот, например, Дом Старого Абсента, вдруг выясняется, что этот дом — кузнечная мастерская? И без того хватает интересных мест, о которых не надо выдумывать легенды.
Джефф промолчал. По крышам, посвистывая, разгуливал ветерок. Когда они миновали перекресток Сент-Питер-стрит, он понял, что поблизости, должно быть, находится номер 7016 по Ройял-стрит, чей машинописный адрес был надежно спрятан во внутреннем нагрудном кармане и куда он собирался зайти на следующий день.