— Могу ли я напомнить тебе, — дядя Джил окутался облаком табачного дыма, — что в живых остался только один Хобарт? Мы должны как следует позаботиться, оберегая Дэйва, и я отдам соответствующие указания. У дверей Дэйва будут дежурить полицейские в штатском, получившие указания не бросаться в глаза и не привлекать к себе внимание. Таким образом, ты будешь избавлен от всех неудобств, связанных с наследством, которое тебе не нужно.
Раздавив сигару в пепельнице, он поднялся.
— Я не имею представления, — добавил окружной прокурор, — кто хотел нанести вред Серене и, вероятно, хочет напасть на Дэйва. Я согласен с Рутледжем, что вряд ли это ты или уважаемый священнослужитель из Бостона. Но сейчас у меня на руках есть кое-какие факты, и я могу сделать определенные выводы.
— И какие же именно?
Взгляд Джилберта Бетьюна упал на сейф, стоящий в северо-западном углу комнаты.
— После того как ты выяснил, что гроссбух коммодора Хобарта исчез отсюда, ты сказал, что Дэйв записал все, что смог припомнить из содержания этого вахтенного журнала. Где сейчас эти заметки?
— На столе в противоположном углу… если они там остались.
Дядя Джил подошел к столу и откинул крышку бюро.
— Заметки здесь, — сказал он, поднимая два листка, исписанные торопливым почерком Дэйва. — Хотя я очень сомневаюсь, что они мне понадобятся, лучше я их возьму. Полиция, кроме офицера О'Банниона, давно отбыла, но если они исполнили указания, то оставили машину для меня. А теперь ложись поспать, Джефф. Завтра, правда, не слишком рано, я тебя подниму и утащу в город. Кстати, спасибо, ты очень помог.
Джефф отправился спать: после беспокойной дремоты он то проваливался в глубокий сон, то внезапно, рывком просыпался. Наконец он встал и под звуки дождя, который снова зарядил с полудня в воскресенье, оделся.
Катон встретил его, когда он с рассеянным видом спускался по лестнице, и настоял, что принесет ему в трапезную яйца всмятку. Несмотря на отсутствие аппетита, он все же перекусил. Катон, было исчезнувший, возник снова, когда Джефф допивал вторую чашку кофе.
— Мистер Дэйв хочет увидеть вас, мистер Джефф. Сказал, что, мол, должен увидеть вас… несмотря ни на что! Вы встретитесь с ним, мистер Джефф?
— Да, конечно! Как он себя чувствует, Катон?
— По мне, так еще крепко не в себе. Поковырял завтрак, поел даже меньше, чем вы. Доктор был и ушел. Полиция тоже уехала. Мистер Дэйв не говорит, как он себя чувствует. Думает, будто Катон не знает.
Дождь вдруг прекратился. Выглянув в открытое окно, Джефф увидел, как подъезжает «бьюик» его дяди, и привел себя в порядок. Джилберт Бетьюн, в плаще и мягкой шляпе, держа при себе портфель, вылез из машины. Джефф, стоя у окна, поднял руку в знак приветствия, а дядя Джил махнул ему портфелем в ответ.
— Катон, скажите, пожалуйста, моему дяде, что я поднялся наверх взглянуть на моего друга и через минуту спущусь.
Пока Катон с этим поручением шел к входной двери, Джефф торопливо взбежал по лестнице. В задней части верхнего холла, прорезая по ширине весь дом, тянулся поперечный коридор, такой же, как и в передней части. В конце его, в западной стороне и справа, располагалась закрытая дверь спальни Дэйва. Слева была задняя лестница, которая вела в такой же коридор с боковой лестницей на нижнем этаже.
В ответ на стук Джеффа слабый голос пригласил его войти.
Все окна в задней части дома были меньше и не так искусны, как на фасаде, но на всех были портьеры. Сейчас они были раздвинуты, и в комнату пробивался свет сумрачного дня, который падал на удобную мебель, на картины, на беспорядочно забитые книгами полки и на серебряный кубок, врученный Дэйву в школе за победу в конкурсе ораторов.
Облаченный в пижаму Дэйв распростерся на кровати, которая тоже была под балдахином. Рядом на прикроватном столике стоял поднос с завтраком и пепельница, полная окурков. Он отмахивался в ответ на все расспросы.
— Меня накачали этим чертовым снадобьем, — сказал он. — Я в полном порядке, старина, разве что не перестаю думать о том, что же случилось. Слушай, Джефф. Прости за прошлый вечер, прости, что вел себя как старая дура.
— Успокойся. Вовсе ты не вел себя как старая дура.
— И не могу понять, почему они так заняты мной. О Серене они должны думать, а не обо мне!
— Успокойся, я сказал!
— Но ты же не бросишь меня, да? Ты останешься, хоть на несколько дней?
— Я здесь, Дэйв.
— Ты знаешь, что они поставили полицейского, который всю ночь дежурит снаружи?
— Да.
— Прежде чем заступить на пост, он заглянул сюда. Я попросил его кое-что сделать для меня и надеюсь, что он не подведет. И еще одно, Джефф. — Потянувшись за сигаретами, Дэйв нашел одну и закурил ее. — Я могу представить большую часть из того, что Айра Рутледж должен был сказать тебе. После Серены и меня все, что останется от поместья, переходит тебе и этому старому… как там его имя? Мы тебе об этом не говорили. Просто не могли себя заставить выдавить хоть слово.
— Это понятно, Дэйв.
— Серена делала вид, что жутко озабочена проблемой, как бы избавиться от этого дома и выехать из него; я ее поддерживал. Но это неправда и никогда не было правдой. Она обожала эту старую развалину так же, как и я. Или даже больше. Ты о чем-то таком догадывался, не так ли?
— Догадывался я или нет, а вот Пенни Линн была уверена в этом.
— Пенни? Но ты же не рассказывал ей…
— В то время, в начале недели, я сам ничего не знал, так что рассказать ей не мог. Когда я сказал ей, что вы, наверно, продадите Делис-Холл какому-то Эрлу Джорджу Мерриману, Пенни с уверенностью возразила: «Серене не понравится; она вообще этого не хочет…»
— Прошлым вечером, до того, как появились все эти домовые, Пенни была здесь. Была и Кейт Кит, которая буквально сграбастала Малькольма Таунсенда. Это мне кое-что напомнило, Джефф. Этот парень, Таунсенд, мне нравится, у него все в порядке. Но можешь ли ты сказать, что он относится к тем мужчинам, из-за которых женщины теряют голову?
— В общем-то нет. А что?
— А то, что ты будешь не прав. Это та чертовщина, которая свойственна любой женщине! Она скажет, что какой-то мужчина привлекателен, но, — Дэйв сделал гримасу, — начнет со слов «ужасно», «страшно» и с вызовом попросит тебя назвать кого-то, кем, по твоему мнению, она увлечена. Затем, когда ты кого-то назовешь, она посмотрит на тебя с таким видом, будто ты предложил ей завязать роман с горбуном собора Парижской Богоматери. Кейт Кит… — И тут Дэйв отклонился от темы. — Я и сам, честно говоря, был не совсем откровенен, когда разговаривал с копами или с твоим дядей. Может, я должен был…
— Попытайся быть откровенным хотя бы с дядей Джилом. Он хочет помочь, он все время на твоей стороне. Он только что явился, чтобы забрать меня в связи с каким-то делом в городе, так что я должен уехать. Почему бы откровенно не поговорить с ним?
Дэйв задумался, а потом сказал:
— Вдруг, непонятно откуда, у меня зародилось подозрение к тому, с чем я жил, сколько себя помню. Это испугало меня, испугало до мозга костей. Так что я не упоминаю об этом, хотя уж ты-то должен был догадаться, о чем речь. Я готов принять твой совет. Если ты скажешь, что можно спокойно доверять дяде Джилу, я ему доверюсь. Можешь передать ему все, что я тебе сказал. Я скоро встану и остальное расскажу ему попозже. Кстати, на кресле у торшера лежит экземпляр Палгрейва. Кинь его мне и иди по своим делам.
Джефф прикрыл за собой дверь. В нижнем холле Катон поклонился ему и показал на библиотеку.
На длинном столе, в середине помещения под витражными окнами и рядами старинных книг, горела лампа под желтым шелковым абажуром. У дальнего конца стола, с мефистофельским выражением лица вскинув брови, стоял Джилберт Бетьюн, открывая свой портфель. Он оседлал стул, украшенный резьбой в стиле короля Якова I, и показал Джеффу на такой же стул напротив.