Отсюда и магазинный салат.
Высоко над ними висели плакаты веселой раскраски, призывающие: «Усердно трудись каждую минуту дня, потому что упущенная минута – потерянная минута».
Линус ненавидел их всей душой.
Он сжал кулаки, аж ногти вонзились в ладони, и молодой мистер Трембли, сидевший в ряду «Л» за шестым столом, с мрачной улыбкой пробормотал Линусу:
– Сейчас что-то будет…
Мисс Дженкинс – губы сжаты в тонкую линию – подошла к столу. Как всегда, складывалось впечатление, что макияж она нанесла в темноте и без зеркала. На щеках алели яркие пятна, а помада напоминала кровь. Ее черный брючный костюм был наглухо застегнут до самого подбородка. Худая, как скелет, мисс Дженкинс вся состояла из острых костей, покрытых туго натянутой кожей.
Гантер, напротив, выглядел так же свежо, как мистер Трембли. По слухам, он был сыном Важного Человека – скорее всего Очень Большого Босса. Линус мало общался с коллегами, но порой слышал, как они шепотом сплетничают. Еще в детстве он понял, что если молчать, то люди часто забывают о том, что ты здесь. Когда он был маленьким, мать сравнила его однажды с краской на стене, о которой не думаешь, пока тебе не напомнят, что она вообще есть.
– Мистер Бейкер! – повторила мисс Дженкинс, чуть ли не прорычав его имя.
Гантер улыбнулся, сверкнув идеально белыми и квадратными зубами. Он был красив зловещей красотой. Улыбка могла бы казаться приятной, но она не затрагивала глаз. Улыбке Гантера верилось, только когда помощник проводил внезапные проверки и радостно отмечал своим длинным карандашом промах за промахом.
Линус знал, что за ними постоянно следят. С потолка свисают камеры, которые все записывают. Когда кого-нибудь ловили на промахе, большие динамики на стенах с треском объявляли о штрафном балле для ряда «K», стол второй, или для ряда «У», стол тринадцатый.
Линуса ни разу не поймали ни на одной минуте безделья. Он для этого был слишком умен. И слишком пуглив.
Хотя, возможно, недостаточно умен и пуглив.
И сейчас получит этот минусовой балл.
Или получит сразу минус пять баллов, соответствующая запись попадет в его личное дело и запятнает семнадцать лет безупречной службы в Департаменте. Неужели заметили пятно от салатной заправки? В отношении профессиональной одежды существовали строгие правила, изложенные на страницах 242–246 «Правил и положений для работников Департамента по делам магической молодежи». Возможно, кто-то заметил пятно и донес. Это не удивило бы Линуса. А людей здесь увольняли и за меньшее.
– Мисс Дженкинс, – тихо сказал он. – Рад вас видеть.
Чистой воды вранье.
Улыбка Гантера стала шире. Наверное, минус десять баллов. В конце концов, салатная заправка была оранжевой.
Ему даже не понадобится коробка, чтобы собрать свои вещи. Вещи!.. Одежда на нем и коврик для мыши – выцветшее изображение белого песчаного пляжа и лазурного моря. И надпись поверх картинки: «Мечтаешь сюда попасть?»
Линус мечтал. Каждый день.
Мисс Дженкинс не ответила на приветствие Линуса.
– Что вы сделали? – требовательно спросила она, вскинув брови чуть ли не к линии роста волос.
Линус тяжело сглотнул.
– Простите, не понимаю, о чем вы говорите.
– Не понимаете?
– Я… простите.
Гантер нацарапал что-то в блокноте. Вероятно, поставил Линусу еще «минус один» за пятна пота под мышками.
Мисс Дженкинс извинений не приняла.
– Вы что-то сделали, – настойчиво проговорила она.
Наверное, стоит сознаться насчет пятна. Это как сдирать пластырь. Чем быстрее, тем лучше.
– Да. Видите ли, я пытаюсь держать диету…
– Диету? – Мисс Дженкинс нахмурилась.
Линус кивнул:
– По совету врача.
– У вас лишний вес? – спросил Гантер с очевидным злорадством.
Линус покраснел.
– Полагаю, что так.
Гантер фыркнул:
– Да, я заметил. Бедняга. Ну, лучше поздно, чем никогда.
Он постучал краем блокнота по своему плоскому животу.
Какой же мерзкий тип!.. Даже мысли такой Линус испугался.
– Вы не ответили на мой вопрос! – возмутилась мисс Дженкинс. – Что вы сделали?