– Я подумаю, – всхлипнула Маруся. – Ведь тебя интересует мое мнение? Я должна принять это, понимаешь? Понять и принять.
Нет, невозможно. Невыносимо и тягостно. Кого ты обманываешь, Юля? Его? Нет, себя. А ситуация не твоя. Несвойственная тебе ситуация. Ты делаешь вид? Молчишь? Ты так держишься за него?
Вид делала, да. Молчала. И насчет держаться – тоже, наверное, да. Пыталась шутить сама с собой: столько лет прожили, а теперь отдавать?
Смешно.
Рассказала Марусе. Сама удивилась, что рассказала.
Та смотрела во все глаза, от такой новости даже закашлялась.
– А что такого? – разозлилась Юля. – Тоже мне, редкость! Ну да, есть ребенок. Да мало ли, у кого есть ребенок на стороне? Живут и так. Он молчит, а мне что, больше всех надо?
– Тебе – больше всех. Странно, что ты вообще так долго продержалась. Ох, Юль. Ты же не сможешь все время молчать, я тебя знаю.
Все правильно, и Маруся права. Молчание не просто угнетало, оно терзало ее.
Спустя полгода рассказала сестре и Асе про отца. Ася призналась, что знала, нашла Катино письмо и что сожгла его, уничтожила после похорон мужа. Юля и Маруся застыли.
– Ты знала? – наконец выдавила Маруся. – Знала и не сказала?
Ася молчала.
– Как ты могла? – задохнулась Маруся. – Как ты могла не сказать?
– Не сказала и не сказала, – заступилась за мачеху Юля. – А ты уверена, что сказала бы?
Маруся расплакалась.
– Прости меня, – сказала Ася и тоже расплакалась, – я думала, что так лучше, что не надо вам знать такое про мать. Не надо знать, что вы… – Ася запнулась. – Ну что вы сестры только по матери. Как это называется – единоутробные? Думала, что тебе, Юленька, будет сложно и плохо. И еще – я не знала, что твой отец жив! Я вообще ничего про него не знала, со временем даже фамилию забыла, помню, что-то армянское и на «Ш».
– Оставь, – отозвалась Юля, – никто не знает, как бы поступил в этой ситуации. Никто. И ты, Маруся, не знаешь. Не знала бы, и бог с ним, пережила бы. А вот узнала – и не знаю, что с этим делать. Не знаю, понимаете? Искать его? Зачем я ему, если он никогда мной не интересовался. Я и с Игорем не знаю, что делать, а тут еще эта история. Ладно, куда кривая вывезет, туда и поедем! А может, этот папаша пошлет меня к чертям собачьим. Спросит, а кто такая эта Катя, какая такая дочь Юля? Да не нужна мне дочь от какой-то там Кати! Ну? И за что мне все это? Господи! – Юля прошлась по комнате и встала у окна. – Вот за что? Ребенок этот внебрачный, папаша новоявленный? Жила себе и жила, а тут такое… – И Юля расплакалась. Юля, сильная бесслезная Юля, боец и борец, ревела, как «самая последняя Маруська».
Потом, обнявшись, ревели все вместе. И стало чуть легче. Чуть-чуть, всем трем.
После того разговора в Мансуровском Юля решила, что хватит. Хватит лгать, притворяться, делать вид. Никакой семьи у них с Игорем нет, да и никогда не было. Как говорится, встретились два одиночества, разожгли у дороги костер. Вернее, пытались разжечь. А не вышло. Признайся, что не вышло. Совместное проживание, привычка, комфорт – это еще не семья. Она устала от всего этого, устала притворяться. Чего она боится? Одиночества? Глупости, она, как теперь говорят, самодостаточна. Кстати, ужасное слово. Но это так, она не боится одиночества, она сильная и отважная, она… И вдруг Юля так разозлилась на мужа, что поняла – все, конец, так больше продолжаться не может. Надо его отпустить. Сделал ребенка – отвечай. А то ишь, сидит, как в норе, в тепле и в уюте. Расти сына, милый. Это твоя прямая обязанность.
Он, как обычно, задерживался. Юля спать не ложилась. В ее характере – если решила, то делай сегодня же, никаких «до утра» и «до завтра»!
Дверной замок щелкнул в половине первого, Юля вышла в коридор.
– Не спишь? – удивился Игорь.
– Не спится.
Надев тапочки, он поднял взгляд на жену:
– Юль, да что с тобой? Что-то случилось? – спросил он.
– Думаю, да.
– Что же? – осторожно, словно предчувствуя, спросил он. – Что-то на работе?
Юля медленно покачала головой: нет, там все нормально.
– В Мансуровском? – встревоженно спросил он. – Ася, Маруся? Тома, Дима?
– Павлик, – ответила Юля.
– Кто? – спросил он. И тут же медленно опустился на стул: – Значит, узнала.
– Узнала. Такое не утаить. Когда-нибудь, да всплывет.
Игорь молчал.
– И что будем делать? – продолжила Юля. – Тебе не кажется, что надо принимать решение?
– Завтра я уйду, – не поднимая глаз, ответил он. – Потерпишь до утра?
– Потерплю, – сказала она и пошла в спальню.
Сердце колотилось как бешеное. «Вот и все, – повторяла она, – вот и все кончилось. И все так просто – «завтра я уйду»! Выходит, он ждал». И она ждала. Только другого – его покаяния и просьбы не разводиться. Наивная дура.