– Ту хаюхи? – спросила девица.
Удивленная, Юля развернулась к стриженой:
– Что? Это ты мне?
– Все ясно, – рассмеялась девица, – ты не армянка! А очень похожа! Я Карина, – представилась она, – а тебя как зовут?
– Юля, Юлия Ниточкина, первый курс, третья группа.
– И я в третьей, – обрадовалась Карина. – Смешная фамилия – Ниточкина!
– Обычная, – обиделась Юля.
– Зато будет легко с псевдонимом! Журналист Юлия Нитка, звучит?
– До журналиста мне далеко, – вздохнула Юля, – доползу – решим с псевдонимом.
С того дня бойкая Карина называла Юлю «Ниткой». «Привыкай», – смеялась она.
«Нитка так Нитка, – согласилась Юля, – назови хоть горшком».
Так Карина стала ее самой близкой подругой.
– Судьбы разные, а круг один, – говорила Карина. – У тебя папа профессор, и у меня. У тебя дед был ученым, и у меня дед ученый.
Считали, что первой выскочит замуж Юлька. А получилось не так – замуж собралась тихая скромница Маруся, которая до одури влюбилась. Ей-богу, до обмороков.
Леша, Лешечка, Лешка, Алеша. Ясно было сразу – это ее мужчина, а она, Маруся, его женщина. Казалось бы, все хорошо. Но разве бывает хорошо все? Алексей Родионов был коренным ленинградцем, офицером военного флота и ждал направления по месту службы. Мария Ниточкина была москвичкой и студенткой Института иностранных языков. По всему выходило, что им не по пути.
Но Маруся, тихая скромница, молчунья, и мысли о «не по пути» не допускала. Расстаться с любимым Лешкой? Смириться с жизненными обстоятельствами, думать об учебе, о профессии, о столице, о папе и Асе? Вот это было сложно. И если учиться можно заочно, получить профессию не проблема, расставание с Москвой можно пережить, то бросить папу и Асю – почти немыслимо. И Юльку тоже, конечно, но у той своя жизнь, своя компания, и видятся они с Марусей нечасто.
– Дура, – фыркнула Юлька, услышав новость о замужестве младшей сестры. – Ты совсем спятила? Какой Север, какой военный городок, что значит – «ждать мужа»? Ты комнатное растение, простужаешься от обычного сквозняка! Ты мерзлячка, которая спит в теплых носках! Какой тебе Север, Маруська? Нашлась декабристка! Сиди в своей комнате и помалкивай! Тоже мне, героиня! Даже я бы на это не пошла ни за что! Такие жертвы – кому это надо?
– Это не жертва, – тихо и твердо сказала Маруся, – это любовь.
В раннем детстве Марусю мучили ночные кошмары, в них всегда был огонь – страшный, всепоглощающий, до самого неба.
Что он сжирал с таким треском? Маруся вскрикивала и просыпалась. Ночнушка была мокрой, хоть отжимай. Маруся снимала ее и клала на батарею – не дай бог, Ася заметит – и про сны свои никому не рассказывала.
Со временем огненные кошмары прошли, но в пятнадцать лет стали мучить другие.
Долгое время ей снился странный и страшный человек, почти карлик – косой, кривоногий, изломанный, но с удивительно красивым, каким-то ангельско-бесовским смертельно бледным лицом.
Карлик бегал по темным улицам средневекового города, заглядывал в подворотни и в подъезды, никого не находил и снова бежал, бежал, некрасиво и смешно загребая короткими кривыми ногами.
Впрочем, ей было не смешно, а очень страшно. Кого с таким остервенением ищет этот тревожный уродец? Ее, Марусю? И он ее находил. В ее же квартире, спящую в собственной постели, с раскинутыми по подушке волосами.
Он не делал ей зла, просто стоял и смотрел. В его беспокойных, полубезумных и очень красивых глазах сияли нежность и восторг, а губы, тонкие, ярко-красные, невероятно красивого рисунка, растягивались в блаженной и доброй улыбке. Лицо его разглаживалось, а маленькая, скрюченная, дрожащая, страшная рука тянулась к Марусиным волосам. Тут она просыпалась. Сердце выскакивало из груди, по лицу тек пот, ладони были влажные и холодные.
Рассказать Асе? Или папе? Папа расстроится, и у него заболит сердце. Ася тоже расстроится, но что-нибудь придумает и примет решение, например, обратиться к врачу, который лечит сумасшедших. Марусю запишут в сумасшедшие и закормят лекарствами.
Сказать Юльке? Вот кто точно поднимет Марусю на смех! «Это, сестрица, эротические фантазии! Вполне нормально в твои годы, подростковый возраст! У меня тоже было такое». Нет, Маруся не хочет слышать о Юлькиных эротических фантазиях. И вообще – при чем тут подростковый возраст и эротические фантазии? Это самый настоящий кошмар, а не эротические фантазии! Юльке она не расскажет. Сестрица умеет посмеяться над чужими проблемами. Впрочем, как и над своими.
Но было и то, что пугало Марусю еще сильнее, чем ее ночной кошмар: она ждала встречи с карликом. Боялась и ждала. И еще хотела знать, что будет дальше, если она не проснется. Что будет после того, как он погладит ее по голове, проведет рукой по волосам? Что будет потом?