– Выбросьте из головы ваши глупости! – резко ответил он и толкнул тяжелую дверь в метро. – И вообще, – его лицо исказилось гримасой боли и злости, – перестаньте меня преследовать!
Слава богу, хватило ума не побежать вслед за ним. Слава богу, остановилась.
Прислонившись к холодной и влажной стене, Маруся плакала.
От стыда горело лицо. Дура, дура, какая же она дура! Что она нашла в нем, в жалком и нищем инвалиде? Да он всю зиму ходит в одном свитере и в одних потертых брюках! Тоже мне, герой-любовник! Конечно, парней на факультете не так много, но влюбиться в немолодого инвалида – это уже за гранью! С ней точно что-то не так. Надо спасать себя, иначе… Ничем хорошим это не кончится. Извращенка, вот она кто! То карлик с фарфоровым лицом, то хромой препод. Неужели вокруг нет нормальных парней? Или она просто жалостливая дурочка? Ведь не зря все детство подкармливала бродячих собак и таскала домой выброшенных котят.
Но Григорий Семенович Р. не собака и не котенок. Ей жаль его, она видит и понимает, как непроста его жизнь. К тому же он пережил страшное предательство.
Но и она не монашка и не сестра милосердия.
Однако это, увы, была не последняя их встреча. Маруся оказалась не только жалостливой, но и настойчивой. Провожания тянулись довольно долго, на Новый год Маруся страдала, представляя, как бедный Р. грустит в одиночестве. Тосковала она и все каникулы, даже отказалась поехать с отцом и Асей в пансионат.
А после каникул Григорий Семенович на занятия не явился. В деканате сообщили, что он заболел. И тут Мария Ниточкина проявила поразительную, несвойственную, как всем казалось, настойчивость, вытребовав в кадрах адрес доцента под предлогом «проведать больного и одинокого человека, к тому же прекрасного и всеми любимого преподавателя». В кадрах и деканате удивились, но не возразили – а ведь студентка права. Григорий Семенович человек одинокий, к тому же инвалид второй группы. Навестить его все равно придется, вот только навещать никому не хотелось, у всех дела и заботы. А эта девица-активистка сама вызвалась – ну и отлично! Пусть едет в это Чертаново к черту на рога – ведь не зря его так назвали!
Из кассы взаимопомощи выделили весьма скромные деньги, на которые Маруся купила килограмм абхазских мандаринов – твердых, зеленых и ароматных, – пачку сырковой массы с изюмом, свежий хлеб, полкило любительской колбасы, триста граммов советского сыра и шесть миндальных пирожных, которые сама нежно любила.
От метро полчаса тащилась на автобусе. И вот типовая девятиэтажка – серая, мрачная, с заваленными барахлом балконами, с темным, дурно пахнущим подъездом и нерабочим лифтом, на седьмой этаж пришлось подниматься пешком.
Дверь в квартиру была самой простой, сто лет назад обитой черным дерматином, из которого торчали куски желтой ваты.
Переведя дух и досчитав до двадцати, чтобы усмирить дыхание, Маруся нажала на полустертый звонок. Раздалась оглушающая истеричная трель, дверь распахнулась, и на пороге показалась немолодая растрепанная тетка в нечистом фартуке и стоптанных тапках. На лестничную клетку вырвались запахи жареного лука, тушеной капусты и, кажется, пива.
– Кого тебе? – хмуро спросила тетка.
Маруся пробормотала имя-отчество Р. и добавила, что она от общественности Института иностранных языков имени Мориса Тореза с целью проведать больного.
– Разувайся, – строго сказала тетка, – пальто вешай здесь!
Маруся послушно сняла пальто и сапоги.
Пол был грязным, затоптанным, сто лет не мытым.
«Фу, как противно, – подумала Маруся, – приду домой и колготы выкину».
– Пожрать принесла? – Тетка кивнула на сумки. – Молодец! Я, конечно, подкармливаю, человек-то один, да к тому же инвалид. Но он у нас гордый, что ты! Не берет ничего! Говорит, Настя, если вам не сложно, купите мне молока и хлеба, мне достаточно. Достаточно, ага! – осклабилась тетка. – Совсем тощий стал, прям Кощей! А я что, нанялась? Свои сумки пру, так еще и его? Жене его позвонила, – оглянувшись, зашептала соседка, – ну, сука! Меня, говорит, это не интересует! Видала? Вот они, бабы!
Выслушав, Маруся стала пробираться к двери.
– Иди, иди! – милостиво разрешила соседка. – Обрадуется он. Хоть на работе о нем вспомнили.
Маруся постучалась, но ей не ответили. Соседка, наблюдавшая за происходящим, решительно распахнула дверь.
Григорий Семенович спал. Спал как беззащитный ребенок, приоткрыв рот и раскинув руки. В маленькой комнате было невообразимо душно.
Маруся вошла, огляделась, присела на краешек стула. И так, оказывается, живут умные, образованные, интеллигентные и прекрасные люди. Смотреть на все это невыносимо.