Наконец, закрыв дверь за гостями, обе женщины в изнеможении сели на диван.
– Ну и это пережили, – вздохнула Ася.
– Останусь у вас, – сказала Юля. – Не могу сейчас туда, ноги не идут.
Ася молча сжала ее руку.
Но жизнь продолжалась, и через два дня Юля вернулась на Смоленку.
В очередной раз удивила Регина – квартира была убрана и отмыта, блестели окна, и сверкал натертый паркет. «Странная она, эта Регина, – подумала Юля. – Неразговорчивая, с вечно поджатыми губами, холодная, как замороженная рыба, а нате вам. Другая бы ушла, оставив ключи на гвоздике в прихожей, а эта нет. Вот и понимай как хочешь».
Юля прошлась по квартире. Большой коридор со здоровенным книжным шкафом и жалобно притулившийся маленький, «на две попы», как говорила Клара, диванчик. Над диванчиком бра. Ковровая дорожка с растительным орнаментом: птички, трава. Слева кухня – большая, квадратная. Старый буфет с посудой, несколько полок, плита. Два окна – редкость. На подоконнике любимая лампа с синим абажуром. Овальный стол под клеенкой, на нем сахарница, солонка, стакан с салфетками – все старое, все серебро. На кухне пахло буфетом, точнее, старым деревом. Юлю всегда раздражал этот запах, а Клара буфет обожала: «Ты что, детка? Это еще моей бабушки! Из самого Гомеля перла, а ты – на помойку!»
За кухней шла комната Юли: раскладной диван, полки с книгами, журнальный стол, кресло, шкаф для одежды. На стенах офорты – Питер, Москва. Это подарки, автор – известный художник, бывший Кларин студент. Старая люстра, дурацкая, покосившаяся, с помятыми и выгоревшими желтыми картонными плафонами. Случайная люстра в Кларином доме, чужая.
Набравшись сил, Юля зашла в Кларину комнату. Все идеально чисто, белье убрано, на кровати покрывало. Убраны и все пузырьки с лекарствами, приоткрыта форточка. Но запах лекарств и болезни не выветрился – привычный запах, Кларин запах…
Юля села на кровать и расплакалась. Кем была для нее Клара? Матерью, старшей сестрой, подругой? Всем вместе. Клара была родной и Юлю любила безоглядно. Никогда не критиковала ее, не ругала и не судила. Она принимала ее всю, такую, какой она была, со всеми ее недостатками, настроениями, взрывным характером, зачастую несправедливыми и предвзятыми выводами, с ее ошибками, дурацкими романами, душевными страданиями, нытьем, со всеми, как говорила Клара, ее прибабахами.
Она любила ее, как любила бы самая нежная, самая преданная мать. Теперь Юля осиротела.
Разумеется, были и папа, и Ася. Чудесная и верная Ася, но Ася папина и Маруськина, так было всегда. Есть Маруська, родная сестра, но где она и куда ее понесло? И как Юле не хватает этой наивной дурочки.
«Теперь я одна, – подумала Юля, – вроде все есть, а я одна».
Ту ночь она спала на Клариной кровати, не испытывая ни страха, ни брезгливости. Ей казалось, что так они ближе. И там, наверху, Кларе не так одиноко.
Кружняк позвонил через неделю после печального события. Услышав грустные новости, выразил соболезнования.
Юля молчала. Он предложил увидеться.
– Зачем? – глухо спросила она.
– Я соскучился, – честно ответил он. – Надеюсь, это не преступление.
Встретились на следующий день, у метро «Парк культуры».
– В парк? – спросил он. – Сто лет там не был.
– А я – двести, а может, все триста.
Он взял ее за руку. Шли по Крымскому мосту.
– А почему на свидание – и без цветов? – с усмешкой спросила она.
– А у нас свидание? – поинтересовался он.
В Парке культуры было малолюдно – будний день. Редкие мамочки с колясками и детьми, крикливые подростки. Дошли до Нескучного, там было снежно и пахло хвоей. Сели на скамейку, Кружняк закурил. Оба молчали.
«А в этом что-то есть, – подумала Юля. – Игра в прятки. Прячемся от себя самих. Делаем вид, что нам все равно, что мы равнодушны друг к другу. Взрослые люди, а отпетые трусы. И кто будет первым? Точно не я, мне нравится водить его за нос. Наверное, из вредности. Игра в догонялки. Игра кто кого. Я играю с ним как кошка с мышью и изо всех сил делаю вид, что у нас только секс, я ненасытная, избалованная стерва. Интересно, а он догадывается, что это не так? Или я хорошо прикидываюсь? Как бы я ни старалась, как бы ни сопротивлялась, меня тянет к нему. Непреодолимая тяга, начальная стадия болезни, и чем это кончится?»