Самолет прилично потряхивало, но веселая и счастливая молодая жена спокойно спала на плече любимого мужа. Ей было все нипочем, она была счастлива. Маруся ни минуты не сомневалась, что все сделала правильно. В конце концов, это ее жизнь, разве не так? Но в глубине души удивлялась самой себе – неужели она, Маруся Ниточкина, могла дать слово, затем вероломно его нарушить, обмануть самых близких, не поговорить с ними, не убедить их, а сбежать, как последний предатель, оставив сухую короткую записку? Это она, та самая Маруся, тихая и послушная дочь? Это от старшей можно было ожидать чего угодно, Юлька – пламень, огонь, стихия. Но Маруся? Она победила свою робость и страхи. И чем она хуже Юльки? И все-таки страшно было представить, что творилось в Мансуровском. Наверняка под окнами «Скорая». У папы неотложка, а у Аси мигрень, которую не берут ни одни таблетки. Наверняка приехала Юлька, а значит, Юлькины крики и возмущение. А потом тишина. Кладбищенская тишина и слезы.
«Все, все. Все, – велела она самой себе. – Раз решилась – хватит соплей! У тебя новая жизнь, муж и семья. И тебе точно сложнее, чем им, – они дома, в Москве, в любимом Мансуровском. В своей квартире, на любимой кухне. Пьют чай из любимых кружек».
Она живо представила эту картину: на подоконнике горит настольная лампа с розовым абажуром, и вся кухня освещена тихим и нежным бледно-розовым светом. На стенах в гостиной висят картины – портрет мамы, портреты сестер. Хорошенькие крошки, Юля и Маруся, распущенные волосы, в волосах бантики: красный у брюнетки Юльки и голубой у блондинки Маруси. Юлька ненавидела банты, еле уговорили. А после сеанса бант полетел с балкона. Для Юльки нормально, она же строптивая. А Марусе бант нравился, что Юлька дурит? Отстаивает свободу?
Папа и Ася смотрят на Марусин портрет и плачут. С возрастом папа стал очень сентиментален и плаксив.
«Бедный мой папочка… Бедная Ася. Ну все, хватит, иначе можно сойти с ума». В конце концов, она совершила первый серьезный поступок. Разве она могла предать своего Лешку? Теперь он ее семья. А кто тогда все остальные? Те, кого она оставила за уплывающим горизонтом?
Маруся с Лешей приехали в поселок в феврале – в самый холодный, метельный, темный и самый снежный месяц. Выйдя из автобуса, она задохнулась от холодного воздуха, от снега, который ее ослепил, и крепко зажмурилась.
За сопками, укрытыми снегом, сквозь низкие облака чуть пробивалось белесое солнце. К общежитию шли гуськом по узкой расчищенной тропке. Снег был белейшим, ослепляющим – такого Маруся не видела. И вот трехэтажное серое здание общежития, на кирпичах переливается иней. Вокруг такие же дома, а поодаль дома чуть повыше, это квартиры, за ними военная часть и административные здания.
– Ну, вперед? – спросил муж и толкнул дверь парадного.
Дощатые, выкрашенные коричневой краской полы. Три двери, узкий проход на кухню. Возле кухни дверь в туалет, зайти в него она побоялась. Из-за стены раздаются негромкие звуки радио. Следом знакомый сигнал Маяка: «Тип, тип, тип. Московское время семнадцать часов».
«Московское время, московское время». Где это время и где Москва?
Маруся зашла в комнату и села на кровать с металлической сеткой. Тоскливо заныли пружины. Она закрыла лицо руками и горько заплакала.
Растерянный муж смотрел в окно и совершенно не знал, что ему делать и как утешать молодую жену.
Вспомнил разговор с матерью перед свадьбой:
– А зачем нам приезжать, Алеша? Деньги немалые, да и смысла не вижу, сынок. Московская девочка, профессорская дочка. Ох, Лешка, дай вам бог, но… Сколько я видела таких девочек! Милых, хороших, воспитанных! И все они сбегали! Все. И это всегда были трагедии. Всегда, сыночек! Мужчина возвращается из полугодового похода, сходит на землю, ищет глазами любимую, а любимой-то нет! Сынок, я не каркаю. Я мать и как никто желаю тебе счастья. Я просто остерегаюсь, Алеша. Не обижайся. Если все сложится, тогда и приедем!
Выходит, мама права, что не приехала на свадьбу. А он, дурак, обиделся.
– Лешик, – услышал он тихий Марусин всхлип, – давай выпьем чаю. Я очень замерзла. А кстати, чайник у нас есть?
Чайника не было, воду вскипятили в чужой кастрюльке. Заварку и чашки одолжили в соседском шкафчике.
После горячего чая Маруся повеселела. Разобрали вещи и пошли в магазин. Что было, то и купили: два верблюжьих одеяла, колючих, но теплых, две подушки, жесткие, каленые, но на первое время сойдет. Постельное белье, здоровенный эмалированный чайник, кастрюлю, пару тарелок, приборы. Плюшевую скатерть. Увидев ее, Маруся развеселилась: