Выбралась из дворов и закоулков на какую-то улицу и вдруг поймала такси. Своим глазам не поверила, это была большая удача. Ура, через двадцать минут она будет дома, какое же счастье – жить в центре Москвы!
Эта история была из удачных. Но была и другая.
Случайная компания, незнакомые люди. Кажется, студенты медицинского. Симпатичные, свойские и веселые ребята сняли ее у метро, вернее пригласили поехать с ними. А что такого? Совсем не страшно: пятеро парней и две девушки, в руках торт, в сумках гремят бутылки, у одного за плечами гитара – оказалось, что едут на день рождения к одногруппнику. Тараторили наперебой, ржали, вопили, ну и пригласили с собой. Юля согласилась. А почему, собственно, нет? Вполне милые ребята, да и среди людей ей гораздо легче, а заодно убьется свободное время, которое она теперь ненавидит. Да и никогда не знаешь, где встретишь свою судьбу. И парень с гитарой ей очень понравился – синеглазый такой, волосатый. Дима, Сережа? Она не запомнила.
Ехали с пересадкой, шумели, ржали, выпендривались. В какой-то момент ей захотелось выйти. Она шагнула к открывающейся двери, но кто-то взял ее за руку.
– Не уходи, – услышала она шепот, – прошу тебя, не убегай.
Оглянулась – он самый, синеглазый и кудрявый гитарист Дима-Сережа. В общем, не вышла, осталась.
И ничего хорошего из этого не вышло. Напилась и отправилась с кудрявым в маленькую, похожую на кладовку комнату. Наверняка это и была кладовка. Там было темно, душно, тесно и страшно воняло лыжной мазью и затхлой обувью. В общем, соединились, а если проще – совокупились. По-собачьи, коротко, деловито и противно.
Юля вышла из комнатки потная, всклоченная, пропахшая мерзкими запахами, в порванных колготках. Страшно воняло табаком, в коридоре наткнулась на кучу наваленной обуви и верхней одежды. В туалет было не пробиться – кто-то там заперся. В ванной не лучше – заблеванная раковина, грязные полотенца. Да уж, умеют ребята веселиться.
С трудом отыскав свои вещи, выскользнула за порог. Кстати, с кудрявым гитаристом она больше не столкнулась. Ну и отлично. На душе, как и во рту, было мерзко и гадко. На улице ее вырвало, и стало легче.
«Докатилась, – подумала она. – Скоро буду квасить с синяками у метро».
Улица была пуста – дальний спальный пролетарский район, восемь вечера, все давно поужинали и уселись перед голубыми экранами. На десерт программа «Время» и фильм про рабочий класс.
Входа в метро не наблюдалось, Юля вспомнила, что они добирались на автобусе. Как называлось это кошмарное место – Алтуфьево, Очаково или Жулебино? А может, это Люберцы или Мытищи?
Показались огоньки машины, и она подняла руку. Странно, но машина затормозила, окно открылось, и показалась мятая рожа водилы:
– Куда, красотка?
– До ближайшего метро.
– Залезай.
Залезать было страшно, но выхода не было, самой до метро не добраться. Вернуться в ту квартиру она не может – во-первых, она ее не найдет, а во-вторых… Да не было никакого «во-вторых», хватило и «во-первых»! Автобусов нет, во всяком случае Юля не видела ни одного. Решившись, она села в машину.
Ехали молча. Юля видела, что он кружит. Дворы, переулки, снова дворы. И тишина. Только окна горят голубоватым светом от телевизоров. Метель, хороший хозяин собаку не выведет.
«Ну вот и все, – подумала Юля, когда водила остановился в каком-то темном дворе, – тут, в этом сраном Алтуфьево или Медведково, ты, Юлия Ниточкина, профессорская дочка и студентка журфака, закончишь свою яркую, но короткую жизнь. Весьма прозаично. И совсем не героически, совсем».
– Чё встал? – хрипло спросила она. – Бензин кончился?
Закурив очередную вонючую папиросу, водила мерзко заржал:
– А чё не постоять и не помиловаться?
Хмель сошел мгновенно, как не было. Страх исчез, испарился, и Юля стала самой собой.
– Я тебе помилуюсь, гнида! – тихо и внятно сказала она. – Я тебе так помилуюсь! А ну дуй к метро, тварь! Иначе тебе… – И тут Юля выдала весь запас известной ей ненормативной лексики, а известно ей было немало.
Водила удивился, присвистнул, мотнул головой и заржал:
– Пугаешь? У меня три срока, птичка, я из пуганых.
Юля усмехнулась:
– Потрахаться хочешь? Понимаю. Изнасиловать можешь. Можешь попробовать, – истерично хохотнула она, – а вот убить – вряд ли. Ты ведь из щипачей, верно, из мелкоты? Так вот, в любом случае я останусь жива. И не сомневайся, номерок твоей вонючей дрыны запомню! Ну а там, секс-символ планеты, тебе наступит трындец. Такой полный и всеобъемлющий, что ты и представить не можешь! Папаша мой полковник конторы, врубился, мразь? Или не веришь? Ну давай попробуем!