Нет, она убедит его, что это необходимо. Разумеется, не ради денег – это его унизит и расстроит, – только из-за того, что ей надоело сидеть дома. Она еще молодая и крепкая женщина, сколько можно драить унитаз и полы? В конце концов, у нее есть последний аргумент: «Я же не домработница, Саша! И у меня есть профессия, хорошая гуманная профессия, и я имею полное право!»
С этим аргументом он согласится. Решено, завтра она сходит в поликлинику, поговорит с главврачом.
Ася вздохнула и поставила суп на плиту. Нарезала хлеб, достала сметану, поставила тарелку и приборы и позвала мужа – Саша, обедать!
На следующий день, оставшись одна, Ася снова взялась за письмо. Осталось совсем немного, пара страниц, и очень хотелось поскорее с этим покончить. Как тягостно погружаться в чужую жизнь, в чужие секреты…
«А потом мы встретились, Саша, с тобой.
Я давно заметила, что за мной наблюдает молодой, симпатичный профессор. И наблюдает с мужским интересом. Ты, дорогой, краснел при встрече, как истинный джентльмен пропускал меня вперед, придерживал дверь. В аудитории искал меня глазами, а когда находил – краснел, как мальчишка. Ты казался мне таким спокойным, таким надежным, таким воспитанным и таким милым. На кафедре шептались, что у тебя роман с Кларой. Ничего удивительного – Клара яркая, красивая, умная. Она похожа на испанку, и я, бледная и бесцветная, такими всегда восхищалась: черные глаза, темные волосы, красная помада и красные ногти, в общем, женщина-вамп.
Мы две противоположности, я и она. Может, ты устал от ее буйной красоты и яркости? К тому же Клара была замужем, у нее был ребенок. И нате вам, служебный роман! Ничто человеческое никому не чуждо, даже скромнику-профессору, милому, интеллигентному человеку. Ты имел право, ты свободный мужчина. И, кстати, я уверена, что заполучить тебя хотели бы многие. Я видела, как с тобой кокетничали студентки и молодые преподавательницы. Я не сомневалась, что найдется кто-то половчее и посмелее, и однажды тебя подцепят. Участь бедной Клары предрешена.
Скоро Новый год. Я ненавижу праздники. Как представлю заставленный стол и посиделки у телевизора с родителями…
Шахиджан соберет компанию, будет шумно, пьяно и весело. Но без меня. Я, как всегда, приеду к вечеру следующего дня – чистить Авгиевы конюшни. Ну что же, каждому свое. Но самое ужасное – я буду счастлива. Счастлива, что меня допустили.
Я презираю себя. Меня презирает Шахиджан. Но мне все равно. Главное – быть возле него. В любом качестве. Подбирать объедки, довольствоваться любой малостью и быть при этом счастливой. Все правильно, я приблудная собачка, и мне поделом.
Вчера у метро мы с тобой столкнулись. Ты растерялся, как будто встретился с английской королевой. Ей-богу, смешно. Тоже мне, персона. Но ты не знаешь, что я приблудная собачка. Бедный профессор, ты смотришь на меня как на божество, и в глазах у тебя восторг и умиротворение. Да, я произвожу именно такое впечатление – хрупкая скромная голубоглазая блондинка со строгим, интеллигентным лицом. Тихая девица из Подмосковья.
Знал бы ты, Саша, как обманчивы внешность и манеры!
Мы немного прошлись. Ты был смущен, что-то рассказывал, но я слушала вполуха, а ты смотрел на меня с тревогой и нежностью. Ты точно хороший, подумалось мне, добрый и верный.
В субботу ты пригласил меня в кафе-мороженое. Я сказала, что подумаю. Кажется, ты расстроился.
Утром в субботу я поехала к Шахиджану.
Увидев меня, он раздраженно спросил:
– Ну, что еще?
– Я беременна.
Он по-прежнему стоял на пороге и не приглашал меня войти. Закурил.
– Тебе нужны деньги?
– Зачем? – удивилась я.
– Господи, да на аборт!
– На аборт? На какой аборт?
Дверь захлопнулась, я инстинктивно сделала шаг назад.
Меня снова выгнали. Не помню, сколько я простояла перед закрытой дверью.
В квартире гремела музыка. «Лед Зеппелин»? Я так и не научилась разбираться в современной музыке. Мне она совершенно не нравилась.
До дома я добралась только к вечеру. Тебе я не позвонила, просто забыла. В голове было пусто. Мама внимательно разглядывала меня и, кажется, что-то заподозрила. А через две недели я приняла твое предложение.
Мы переспали, и после этого я горько плакала. Что я делаю? Ты хороший и честный человек и, кажется, действительно влюблен. А я гадина. Но я спасаю себя. Нет, я спасаю не только себя, на себя мне наплевать – я спасаю ребенка. Может ли это быть оправданием?
Теперь, Саша, ты все знаешь. В общем, решай. Я приму любое твое решение. Ты во всем будешь прав.
Зачем я это сделала, зачем написала это письмо?
Совесть, Саша. Меня замучила совесть. Ты благородный человек и не заслуживаешь вранья.