А то, что они разные, – да бросьте! Никакой это не неравный брак, как поначалу хотелось думать многим. Ася не просто неглупая – она мудрая. Мудрая по-житейски. У нее тонкая, чувствительная душа. Ася верный друг, она не предаст. Ася не капризна, не переборчива, все принимает с тихим смирением.
Но и Катюшу он никогда не забывал, свою дорогую Катюшу, мать его девочек. Как несправедлива бывает судьба, ведь они могли бы прожить долгую, счастливую жизнь.
Как говорила Клара? Он везунчик. А что, чистая правда! Ему во многом везло. И с Катей повезло, и с Асей. И похожи они, его бесценные девочки, очень похожи – преданностью, честностью, верностью, умением любить. Выходит, он не просто везунчик – он счастливчик. Да, так и есть, он счастливчик. А дети, Юля и Маруся? Гордость, а не дочки. Он почти пережил Марусину выходку, почти смирился. И если по правде – она поступила именно так, как и должна была поступить. Жена да прилепится к мужу своему. Жена должна следовать за мужем. А бытовые трудности переживет, молодая. В молодости все проще и легче. И Алеша, ее муж, замечательный парень, офицер-подводник, гордость страны.
Чудесная пара, а душа все равно болит.
Болит и за старшую, Юлю. Все у девочки есть: мозги, образование, красота, острый ум и язычок, квартира, наконец. А что с личной жизнью? Однажды, собравшись с духом, он задал дочери этот вопрос. Потом понял – зря. Нервничал, волновался, а все в пустоту. Ответ был известен заранее: «Пап, у меня все нормально! Что тебя беспокоит? То, что я еще не сходила в загс?» Профессор начал отнекиваться, дескать, при чем тут загс и вообще официальщина? Он о другом – есть ли у дочери близкий человек.
Юля скорчила досадливую гримасу:
– Папа, ну отстань! Говорю – у меня все в порядке. Ну а если я соберусь замуж, ты узнаешь первым.
Значит, замуж не собирается, но человек есть. Только кто он, этот Юлин возлюбленный? Если он человек достойный – а в этом профессор не сомневается, – почему дочь их не знакомит, почему до сих пор не привела в дом? Он несвободен?
Впрочем, Юля не Маруся, это та – душа нараспашку, познакомилась с будущим мужем – и сразу в дом, на чай. Старшая всегда оберегала личное пространство. Что ж, и такую позицию следует уважать.
Только почему ему так тревожно и так неспокойно? Похоже, что старшая дочь – карьеристка, это неплохо. Да и времена наступают интересные, кому, как не журналистам, делать карьеру? И все равно тревожно, Юля отчаянная, смелая, куда ее занесет?
Профессор шел от метро, вдыхая упоительные запахи ранней весны. Вот и родной дом, где все знакомо до каждой трещинки на потолке, до каждого пятнышка на обоях, до каждой скрипящей паркетины. Дом, где он вырос и прожил всю жизнь. Дом. Как это много – иметь свой дом!
Не без труда он поднялся по лестнице на третий этаж – да, жаль, что нет лифта, в молодости было все равно, а сейчас это уже не так просто. В пролете между вторым и третьим этажом профессор остановился, перевел дыхание и двинулся дальше. У своей двери замер, прислушался. Тихо работало радио, доносились аппетитные запахи – к его приходу жена грела обед.
Он нажал кнопку звонка, и Ася в ту же минуту возникла у двери.
– Ты словно летаешь, – пошутил он, – как караулишь у двери.
– Чувствую, – ответила она. – Я тебя чувствую. Ну и часы – ты всегда точен.
– Точность – вежливость королей, – выпрастываясь из пальто, заметил Александр Евгеньевич.
Жена пальто приняла.
Из ванной он крикнул:
– Асенька! Надо достать что-то полегче! Плащ еще рано, а вот демисезонное синее в самый раз, в этом уже тяжело, дорогая, запарился.
– Достану. Ты идешь?
Конечно, он шел. На кухне было тепло, от кастрюли с супом шел пар, стол был накрыт, приборы, салфетки, нарезанный хлеб, мисочка с капустным салатом – витамины, блюдце с несколькими кусками селедки, посыпанной репчатым луком.
Профессор сглотнул слюну. Надо же, есть совсем не хотелось, а как увидел такую красоту, так сразу понял, что голоден.