Ася как могла утешала. Слава богу, что были успокоительные и снотворное. Большую часть времени муж дремал.
Ася сидела на краю кровати и смотрела на него. Постарел. Как же он постарел! Раньше она и не замечала большую разницу в возрасте. А теперь… Болезнь меняет, уродует, старит…
Вспомнила, как говорила мама: «Придет время, и ты все поймешь».
И вот, она еще нестарая женщина, а он уже дряхлый старик? Нет, это болезнь. Он восстановится, придет в себя, это после больницы, а дома и стены лечат!
«Все будет как раньше. Все будет как раньше», – повторяла она.
Кстати, Марусе ничего не сообщили. Зачем? Помочь она не может, приезжать ей не надо, а переживать есть кому. Наверняка ей и так нелегко, Алеша в море, она одна. Даже представить – и то невозможно. Как там Маруся? Вечное беспокойство, непреходящее. И вечная боль…
А Юля умница. Какая же умница их Юлька! Всю больницу на уши поставила, всю Москву подняла!
Ася поправила одеяло, дотронулась до руки мужа и тихо, на цыпочках, вышла.
К Игорю Михайловичу Юля попала через четыре дня после того, как выписали отца.
Увидев ее в коридоре, он удивился и, не скрывая, обрадовался:
– О, это вы?
Увидев пакет с подношением, усмехнулся:
– Взятка, значит?
– Что вы! Благодарность, – улыбнулась Юля.
– С вами свяжись! – рассмеялся ИО, как она его про себя называла. – Возьмешь безобидную бутылку, а вы припишете взятку!
– Неужели я похожа на такую стерву? – делано расстроилась Юля.
Игра. Знакомая игра: кто выиграет, кто первым сдастся? Кокетничаем, курочка-петушок, как тетерева на току.
– Похожа, увы. Вам раньше не говорили?
– Бывало, – в тон ему ответила Юля. – Если по правде – бывало.
– Возьму с одним условием, – улыбнулся он, вертя в руке бутылку, – разопьем вместе. Не возражаете?
Приподняв брови, Юля развела руками:
– Не возражаю. Я же стерва, а не дурочка.
– Когда? – ИО явно любил конкретику.
– Я позвоню, – мило улыбнулась Юля и вышла из кабинета.
Вялотекущий роман с ИО не спасал. Хотя доктор как претендент на руку и сердце был неплох – холост, точнее разведен, детьми и алиментами не обременен, строил кооператив, а это означало, что в Юлиной жилплощади заинтересован не был, имел автомобиль и был щедр: рестораны, букеты, духи, подарки. Для нечастых встреч – а оба были людьми занятыми – квартиру искал именно он.
– Бери его за шкирку и тащи в загс, – настаивала Карина, – иначе тебе не справиться!
Кстати, и Карине, с ее бесконечными претензиями и недоверием к мужскому полу, ИО нравился, что было важно для Юли.
Но Юля не торопилась. Кружняк чувствовал: что-то не так, однако вопросов не задавал. «Офицерская выдержка, – усмехалась Юля, – их хорошо дрессируют».
Измотанная, хронически уставшая, по уши загруженная работой, с постоянными дальними командировками, с автобусами и аэропортами, встречами с незнакомыми людьми, бесконечными интервью, статьями, километрами плохих ухабистых дорог, низкопробными гостиницами, Юля на все махнула рукой. В конце концов все разрулится. Да, само собой, ведь это не может длиться вечно. Жизнь пожалеет ее и расставит все по местам, что еще оставалось?
Спасало и то, что с Кружняком они виделись редко. В командировках она отвлекалась, почти забывая о своем тягостном, непрекращающемся романе. Но ее любовник напоминал о себе. Сколько раз он звонил в далекие города и забытые богом поселки, находил ее в полупустых продуваемых гостиничках, в убогих кафешках, где она хлебала полуостывший невкусный суп или с отвращением жевала котлету.
– Вас к телефону! – вбегала растерянная администраторша. – Москва!
– Как ты, малыш? – слышала она знакомый голос. – Тяжело? Куда ты опять забралась?
– Нормально, – еле сдерживая слезы, отвечала она.
Еле сдерживалась, чтобы не закричать: «Я дура, Ген! Какая я дура! Почему я не послушалась тебя, почему не пошла в теплое местечко! Я так устала! Я хочу домой, в Москву! Я хочу в журнал, и чтобы без этих дурацких командировок и лозунгов, что я могу изменить мир! Ни черта я не изменю, можешь торжествовать. Ты был прав, все это глупость и детство. Юношеский максимализм, и я его почти победила. Соскучилась? Да, я соскучилась. Радостно слышать? Ну что же, послушай. Через два дня. Я возвращаюсь через два дня. Если не сдохну».
Как-то по приезде пошла к врачу – чувствовала, что-то не так. Побаливал желудок, подташнивало, познабливало. Все с приставкой «по», но чуяла, что до плохого недалеко.
На вопрос врача «на что жалуетесь» ответила коротко:
– Я потихоньку разваливаюсь. – И с трудом улыбнулась: – Вроде бы рано?