Дочки там не было. В столовой было убрано. На столе лежала аккуратно сложенная белая скатерть. На подоконнике в ряд стояли вымытые стаканы и рюмки. Дверь на кухню была закрыта.
Ворвавшись туда, профессор увидел странную картину – за столом сидела незнакомая молодая женщина с толстой, иссиня-черной косой, закрученной на затылке. Напротив нее, в деревянном детском стульчике, восседала веселая Маруся, с аппетитом терзающая баранку. Увидев отца, она улыбнулась и протянула к нему руки.
Чернокосая смущенно улыбнулась:
– Я Ася, медсестра из детской поликлиники. Вы меня помните?
– Нет, извините. Я сейчас… Я вообще ничего не помню и, кажется, не понимаю…
– Она поела, – кивнув на Марусю, отчиталась медсестра. – Сейчас я ее уложу, если вы не возражаете, – окончательно смутилась она.
– Не возражаю. – Профессор вышел из кухни, шатаясь, дошел до спальни и упал на кровать. «Какая странная жизнь, – подумал он. – Чужая женщина на нашей кухне кормит веселую Маруську, а Катеньки нет. Как такое возможно?»
А Юля? Где старшая дочь? А, вспомнил – ее забрала теща…
Он не задавал черноокой медсестричке вопросов, но по утрам она приходила, кормила Марусю, стирала, гладила, гуляла с ней, куда-то убегала, но быстро возвращалась, кажется, убирала, мыла полы, что-то готовила и оставляла ему в тарелке обед.
Он брал холодный кусок мяса или котлеты, с отвращением сжевывал, не замечая вкуса, проглатывал и уходил к себе.
Звонили с работы, предлагали помощь, профессор отказывался.
Помощь принимал только от Клары. Она приезжала по вечерам. Привозила пирожные, и они, перебрасываясь пустяковыми, ничего не значащими фразами, пили чай, потом Клара мыла чашки, гладила его по голове, проверяла Марусю, заходила в его кабинет, говорила со вздохом «пока» и уезжала.
Однажды поехал в поселок к Юльке. Копавшаяся в песочнице старшая дочка встретила его равнодушно. Профессор присел на край песочницы и погладил девочку по голове. Юлька вздрогнула и отодвинулась.
Из дома вышла теща, кивнула и сурово спросила:
– Приехали ребенка забрать? Не отдам. Дочь забрали, внучку я вам не отдам.
Ни чая, ни поесть теща не предложила, а тесть из дома так и не вышел.
«Ненавидит, – подумал профессор. – Она меня ненавидит». Обнял дочь и пошел к калитке. У калитки обернулся. Теща и дочка смотрели ему вслед.
Он медленно брел по дороге на станцию. Совсем рядом гудели проносившиеся электрички и поезда, и вдруг в голову пришло: «А это выход! Прекрасный, а главное, быстрый выход!» Пять минут – и все, он свободен. Свободен от своего безразмерного горя, от удушающих мыслей, от чувства вины, от обиды на жизнь и почему-то на Катю: как она могла? Как могла их оставить? Свободен от этой разверзнутой бездны отчаяния. «Решайся, трус, – повторял он. – Ведь это так просто!»
Оказалось, непросто. А как же девочки, его дочки? Теперь за них отвечал только он. Профессор присел на сухой и теплый от солнца пригорок и поднял голову. На светло-лазоревом небе не было ни облачка. Яркая и безмятежная синь резала глаза. Мимо прошла молодая женщина в красном, открытом, слишком отчаянном платье. Женщина вздрогнула и, окинув профессора испуганным взглядом, прибавила шагу. Он горько усмехнулся: «Ну вот, уже люди меня пугаются». Поднялся, отряхнул брюки и, по-стариковски шаркая, медленно побрел к платформе. Отпуск подходил к концу, скоро начало учебного года. Надо попытаться жить, но получится вряд ли, он не готов к жизни без Кати.
И все-таки надо пытаться. Другого выхода нет. Как неожиданно и странно закончилась жизнь.
За Юльку он был спокоен: старшая дочь в надежных руках, но что делать с младшей? Маруся болезненная, путь в ясли – он вспомнил слова жены – ей заказан. И что остается? Надо искать нянечку – пенсионерку, добрую и заботливую женщину, живущую неподалеку, это единственный выход. Но и здесь он не справится, ни с чем он не справится, потому что всегда бежал от бытовых проблем, их решали другие, сначала родители, потом Клара, а дальше Катенька. Из всех перечисленных осталась одна Клара. Но звонить ей и просить о помощи как-то не комильфо, учитывая, как он ее обидел. Правда, Клара не только оставленная любовница, но еще и верный друг. А кроме этого, она умница, она выше обид, она что-то придумает.
Профессору стало легче, и, прибавив шагу, он поспешил за билетом. Усевшись у окна, опять загрустил, получалось, что старшая, Юлька, нужна бабке с дедом, а младшая, ангел Марусечка, не нужна никому. Родители жены обожали старшую и были почти равнодушны к малышке. Да-да, все объяснимо, старики Юльку растили.
И все-таки работа отвлекала, хотя бы на пару часов он забывал о своем необъятном горе, но, как только выходил за ворота университета, горе мокрой, тяжелой медвежьей шкурой наваливалось на него, и профессор начинал задыхаться.