Таково правило близости расположения. Приехав в одно место, ты чувствуешь, что физически невозможно не осмотреть все в округе. Ты влезаешь на вершину горы и видишь целую горную цепь. Если ты добралась до Камбоджи, то что тебе мешает съездить в Малайзию? А от Малайзии рукой подать до Индонезии. И все в таком роде.
В течение некоторого времени я воспринимала мир как турник в своей детской. Я раскачивалась на перекладинах, вперед-назад, все время наращивая силу ускорения, и знала, что однажды мои руки – а точнее, мой счет в банке, доступный мне через иностранные банкоматы, не выдержит, и я упаду на землю.
А Пакистан граничит с Индией. И этим нельзя было пренебречь, хотя имелась тысяча причин держаться от Пакистана подальше. Если почитать новости или послушать знающих людей, то Пакистан – это одна большая проблема. Там взрывают автобусы, в канавах находят обезглавленные тела, повсюду там противопехотные мины, а людей похищают через одного. А еще там Аль-Каида, бен Ладен и Талибан. Словом, кошмарная страна.
Но туристы все-таки туда пробирались. В Индии я встречала путешественников, которые бывали в Пакистане. А некоторые ссылались на знакомого знакомых, который накануне перешел границу в районе Лахора, или говорили, что друг путешествует по Пакистану уже шесть месяцев. Мнение о Пакистане, бытовавшее в среде путешественников, было скорее положительным. Страна, мол, удивительная, нетронутая, что-то вроде интересной басовой линии, добавленной к знакомой песне. Кухня там вкуснейшая, люди дружелюбные и гостеприимные. Одно дело – пугающие газетные заголовки, которые, впрочем, другими не бывают, а другое дело – реальность.
Будучи в Дели, я написала маме, что планирую ехать в Пакистан. Получила визу и отправилась на север. Ответ пришел, когда я была в Амритсаре, в семнадцати милях от границы с Пакистаном. Мама отреагировала эмоционально. Она была против моей поездки, даже шантажировала меня, педалируя мое чувство вины, хотя и отрицала это. «Мне бы ни за что не хотелось давить на тебя, Аманда, – писала она, – как и прочим в нашей семье, но, пожалуйста, прежде чем ехать, подумай о нас. Представь себя на нашем месте. Лично мне, как подумаю, что тебе там угрожает, становится физически плохо». Она сравнивала мои планы с сексом без презерватива. Это, мол, такое же безрассудство.
Прочитав письмо, я попробовала представить себя на ее месте. Ничего не вышло. В памяти сразу возник Рассел и куча его родственников-алкоголиков, атмосфера страха и неуверенности в нашем доме, где детям постоянно угрожала опасность. Какое право она имеет беспокоиться обо мне сейчас?
В Пакистане я сразу почувствовала себя как птичка на ветке – мне было удобно и легко. Лахор, куда привез меня автобус из Индии, оказался цветущим современным городом. Здесь было гораздо меньше экзотики, чем в Индии, зато были «Данкин Донатс» и KFC рядом с моей дешевой гостиницей. Все мои страхи, порожденные западной паранойей, мигом испарились. Еще несколько дней я вела внутренний диалог с мамой. Безрассудство – это когда люди сидят дома и верят, что в мире все неспокойно, опасно, враждебно, вместо того чтобы поехать и посмотреть самим. Мама продолжала мне писать, но я не читала ее сообщений. По праву или нет, но мне хотелось наказать ее за попытку ограничить мою свободу. Пусть себе поварится в своих страхах, мстительно думала я.
Из Лахора я отправилась на автобусе в Джилгит, поселок в долине реки Хунза в Северном Пакистане. Там мы встретились с Джонатаном и вместе поднялись по Каракумскому шоссе, узкой дороге, проложенной через высочайшие в мире горы, соединяющие Пакистан и Китай. Путеводитель рекомендовал передвигаться по шоссе автостопом, что мы и сделали – тормознули грузовик, расписанный восточными узорами, увешанный металлическими цепями, побрякушками, помогающими отпугивать по дороге животных. Водитель был улыбчивый усатый человек в длинном жилете песочного цвета поверх традиционных шаровар. Он вышел и дал нам металлическую стремянку, по которой мы забрались в люльку на крыше кабины.