– Именно это я и хотел спросить у тебя, – ответил Мэллори. – Это место... Его образ был у меня в голове – но всё было по-другому, я видел его полным жизни, света, движения. Были лошади и люди в старинной одежде. Это было что-то вроде мечты, что притягивает к себе. Я пришёл сюда – не знаю как. Такое ощущение, что я просто знал дорогу.
– Это провал, – пробормотал старик. – Как это могло закончиться именно так? Предательство, ненависть, смерть... и кое-что похуже смерти.
– Я ответил на твои вопросы, – сказал Мэллори. – Теперь твоя очередь. Кто ты? Что это за место?
– Теперь это не имеет значения, молодой человек. Слишком поздно, слишком поздно...
– В любом случае расскажи мне.
Старик устало покачал головой.
– Ты не поймёшь... или не поверишь мне.
– Попробуй.
– Как тебе это удалось? Ты ничего не знаешь... о другом мире, великом мире.
– Я знаю, что на нас напали создания, происходящие не с этой планеты, – отрывисто бросил Мэллори. – Кто они? Чего они хотят?
– Хотят? Ты неправильно понял, Мэллори. Они ничего не хотят, они ничего не знают – в том смысле, в котором ты или я чего-то хотим и знаем.
– Они хотели чего-то достаточно плохого, чтобы вторгнуться на нашу планету, – возразил Мэллори.
– Нет... вторжение – не правильное слово, – сказал старик. – Твоя планета не оккупирована: она заражена. Они не захватчики. Они – болезнь.
– Моун, – сказал старик, – это единый организм, чьё бытие скрыто во множестве отдельных существ. Он возник зоны назад, в одной отдалённой галактике. Возможно, поначалу он был просто вирусом, безмозглым и бездушным, существующим как система, поражающая живые клетки, пожирающая их, распространяясь и разрастаясь.
Но это основная черта жизни – даже недожизни, псевдожизни вируса – стремление к экспансии. Можно предположить, что со временем Моун стал доминирующей, а, возможно, и единственной организованной материей своего родного мира. Он – или они – развил... нет, не интеллект, а систему инстинктивных реакций на события, подобную той, что позволяет некоторым вашим насекомым строить замысловатые улья, плести геометрические правильную паутину, сооружать ловушки, запасать еду, пасти других насекомых, ориентироваться, общаться – и всё это без единой мысли, в том значении, в котором мысль воспринимают люди. И как любая организованная материя, оно столкнулось с выбором: эволюционировать или умереть. Моун эволюционировал.
У нас нет возможности узнать, какие промежуточные шаги совершил Моун, чтобы оккупировать сначала свою родную систему, а затем узнать, как преодолевать межзвёздные расстояния. Также нам неизвестно, каким образом он создал свои совершенные и сложные методы выживания. Мы знаем, что к тому моменту, когда он пересёк пропасть, отделяющую его от нашей галактики, он превратился в ужасающе эффективную силу. Его инкапсулированная зародышевая плазма оказалось способна выдержать суровые условия холода и вакуум, пока звёздное тепло не привлечёт её. Реагируя на притяжение планет, кокон со спорами направится в сторону мира – и неважно в мире какого типа он окажется. Его способности к адаптации безграничны, он способен процветать и в расплавленной магме, и на голом льду при температуре на градус или два выше абсолютного нуля, и в атмосфере из раскалённого добела газа. Зародыши приспосабливаются к внешним условиям, затем кокон лопается, выбрасывая тысячи самодостаточных эмбрионов, приспособленных к тому, чтобы справиться с внешними условиями, какими бы суровыми они ни были, чтобы расти, строить гнездо для Царицы Моуна, поддерживать и кормить её, пока не настанет время нереста. Затем – когда планета будет усеяна многими миллиардами рабочих – настаёт следующая фаза. На этот раз все усилия концентрируются на создания миллионов и миллионов коконов, каждый из которых несёт новые семена планетарной инфекции. Через шесть месяцев – или год – или век – когда планета полностью опустошится, коконы покидают обглоданный до костей мир, распространяя чуму от звезды к звезде в геометрической прогрессии. Через миллион лет, а может и меньше, вся галактика превратится в мёртвую шелуху, лишённую жизни, как лишено жизни пшеничное поле, пожранное саранчой.
– Споры, – нарушил молчание Мэллори. – Вирусы. Вещи, виденные мною, были большими, сильными. Они пользовались инструментами, разговаривали...
– Ваши хромосомы несут генный шаблон, определяющий вашу форму, ваши способности. Этот шаблон отличается от вида к виду, от типа к типу. В случае Моуна – единственный шаблон – адаптивность. Земные виды адаптировались к окружающей среде в течение многих лет, путём эволюции. Моун развил способность к мгновенной адаптации своих хромосом таким способом, чтобы выдержать любые испытания, какие бы на него не обрушились в ожидании следующего поколения.