– Нет, пока я жив, – ответил Мэллори и пошатнулся оттого, что фантомный удар снова поразил его мозг, на этот раз – с гораздо большей силой. Казалось, что латная перчатка стиснула его разум, размозжила его, выдавив все мысли, кроме команды, звучавшей, словно трубный глас среди хаоса. Он чувствовал, что его несёт назад, назад, его связь с реальностью распадается, смутные воспоминания всплыли в его рассыпающемся сознании: заделанная дверь в комнату Лори, бледная башня, возвышающаяся над городом, дикий взгляд брата Джека, Старый Дом, тёмный и молчаливый в ночи – всплыли и исчезли.
Один образ задержался, смутный и зыбкий. Высокая фигура дяди Эла, распоряжающаяся стоя в лунном свете, текущем в окно.
– Ты знаешь, что делать, Джефф-дружок, – мягко сказал он. – Я учил тебя... и ты хорошо учился...
Тут Мэллори собрался, быстрым, решительным порывом прорвался через обволакивающую его паутину, повернулся к ней лицом и разбил на тысячу осколков.
Тонкий плач отчаяния Гонила звенел у Мэллори в ушах. Он увидел, как древняя конечность дёрнулась, сбросив высохшее тело с ложа, видел, как когтистые руки тянулись, чтобы добраться до цели, к которой он так долго стремился, видел костяную руку, опустившуюся в бессилии, как обтянутый кожей череп уткнулся в пол.
– Дурак и даже хуже, – прошептал Гонил.
Его веки затрепетали и успокоились, оставив роговицу полуприкрытой. Глядя на мертвеца, Мэллори почувствовал, что эти последние слова относились не к Мэллори, а к нему самому.
Теперь всё было отчётливо ясно, весь текст послания был давно впечатан в спящий мозг ребёнка человеком, называвшим себя дядей Элом: Алгориком, агентом грандиозной и далёкой цивилизации, перед которой высочайшие достижения земной культуры оказались бы столь же примитивными, что и первые грубые очаги неандертальцев. И всё же, мир этот для Алгорика был чем-то большим, нежели просто пешкой в галактической войне. Здесь он полюбил женщину, полюбил достаточно, чтобы отказаться от неё ради долга по отношению к её планете. И после того, как она ушла, уверенная, что он мёртв – мысленно последовал за ней, узнал о рождении её дочери и после смерти её наблюдал, как растёт её дитя, видел, как она выросла, вышла замуж и, в свою очередь, родила сына.
Сына по имени Джеффри Мэллори.
Из места своего изгнания Алгорик силой разума прикасался к наследнику, навещал его во снах, гулял с ним по зачарованным землям света и тени, показывал ему великую цивилизацию, населяющую Галактику, рассказал ему историю долгой войны с существами, именуемыми Моун, поведал ему тайну станции, научил, как пользоваться ею, рассказал ключи и коды, пробуждающие её мощь.
И более того: он сообщил о природе отступника Гонила, предупредил о его скрытых силах и смертельных слабостях. И приготовил ловушку.
Без обеих частей сложного кода непространственный передатчик не мог быть активирован. Алгорик знал, что если бы наступил день, когда один из роботов-сенсоров на трансплутоновой орбите поднял тревогу, то у него не было бы иного выбора, кроме как призвать Гонила обратно, разрешив ему войти на станцию. Возможно, перед лицом доказательств существования угрозы, которую он отрицал, в сердце его произошли бы перемены, он забыл бы о своей клятве мстить, снял бы свою оборону и присоединился бы к Алгорику для передачи предупреждающего сигнала. У Алгорика не было иного выбора, кроме как поверить ему. Ему необходимо было бы открыть свой разум, снять всю защиту, чтобы присоединиться к созданию сложного импульса, который только и мог разблокировать передатчик. И если бы в этот момент Гонил решит нанести удар...
Он будет разочарован.
С предельным изяществом, Алгорик подготовил ловушку в собственном разуме, выстроив такую систему ментальных сил, которая при первом же намёке на предательство, испустила бы смертельный импульс в самое его Я. Вместо того, что выкрасть секрет из незащищённого разума Алгорика, Гонил обнаружил бы себя ментально связанным с трупом.
И в момент полной дезориентированности, прежде чем Гонил смог бы разорвать цепенящий контакт со смертью, финальная команда Алгорика запечатлела бы себя в уме другого, тайно и неотразимо.
Завершив подготовку, Алгорик запрятал всю суть под гипнокомандой, оставив Мэллори лишь поверхностную сознательную память о снах с визитами «воображаемого» дяди.
Потом он стал ждать. Шли годы; Мэллори стал мужчиной, сделал карьеру, лишь изредка мимолётно вспоминая смутную фигуру из детских снов. До того самого дня, когда Алгорик, умирая, послал призыв, зовущий Мэллори на станцию.