Раз, отвернувшись от окна, я поглядел на Рыжика. Тут вновь вспыхнул день, и, увидев, что пес спокойно спит, я вновь отдался наблюдению.
Солнце теперь невероятной ракетой выскакивало из-за горизонта, буквально в одну-две секунды пролетало весь небосвод с востока на запад. Я не мог уже различить облака на небе, но оно сделалось как будто бы более темным. Короткие ночи заметно потеряли свою прежнюю черноту, и светлые ниточки звезд заметно потускнели. Скорость еще более возросла, и стало заметным, что Солнце слегка покачивается на небе – с юга на север и опять с севера на юг.
Так в странном смятении ума миновали часы.
И все это время Рыжик спал. Наконец, одинокий и встревоженный, я окликнул его, но пес не отреагировал на мой голос. Я вновь позвал его, чуть возвысив голос, но Рыжик не шевельнулся. Тогда я направился к нему и легонько тронул ногой, чтобы разбудить. От легкого прикосновения тело пса разлетелось. Да-да, буквально рассыпалось в прах и обломки костей.
Минуту, наверно, я глядел на бесформенные останки, которые некогда были Рыжиком, не веря себе самому. «Что произошло?» – спрашивал я себя, не сразу осознав, о чем свидетельствовала эта скорбная кучка праха. Вновь прикоснувшись к ней ногой, я понял, что подобное могло произойти лишь по прошествии множества лет. Великого множества.
Снаружи Дома трепетал томительный свет. А я, находившийся внутри его, старался осознать смысл, таившийся в грудке истлевших костей, рассыпавшейся по ковру. Но голова моя утратила способность мыслить.
Я окинул взглядом комнату и заметил, сколь пыльным и заброшенным сделалось помещение. Повсюду была грязь – какие-то кучки скопились в углах, толстый слой пыли покрыл мебель. Даже ковер исчез под слоем той же самой вездесущей субстанции. Я шевельнулся, вздымая клубы пыли, осыпаясь на ноздри, она заставила меня хрипло чихнуть.
Взгляд мой вдруг снова обратился к останкам Рыжика, и я замер, уже голосом воздавая дань смятению: или действительно пролетели несчетные годы, или же меня завлекло вглубь видения, сделавшегося реальностью. Я умолк. Новая мысль пришла мне в голову. Торопливо – но как оказалось неуверенной походкой – я направился через комнату к огромному трюмо и заглянул в него. Зеркало тоже было покрыто грязью, ничего не увидев, я принялся дрожащими руками стирать с него пыль. И наконец увидел себя – вместо рослого крепкого мужчины, едва ли выглядевшего на пятьдесят, передо мной оказался дряхлый старец, столетнее лицо которого было изрезано сеткой мелких морщин. Волосы – едва ли не угольно-черные еще несколько часов назад – сделались серебряными. Только глаза оставались ясными. Медленно начинал я замечать в древнем старце слабое сходство с прежним собою.
Я отвернулся и приблизился к окну. Теперь мне было уже известно, насколько успел я состариться, и неровная походка лишь подтвердила это. Некоторое время я задумчиво глядел на торопливо меняющийся ландшафт. Но и за эти мгновения успел миновать год, и с негодованием я оставил окно. Пальцы мои дрожали от старости, и с губ сорвалось короткое рыдание.
Некоторое время я неуверенно бродил от окна к столу и обратно, взгляд мой с нелегким чувством скитался по комнате, отмечая, как она обветшала. Все было укрыто густым одеялом пыли – темным, навевающим сон. Каменная решетка проржавела… цепи, удерживавшие в часах медные грузы, давно распались и лежали под циферблатом двумя горками ярь-медянки.
Я огляделся еще раз… мне казалось, что мебель вокруг гниет и распадается у меня на глазах. И это не было моей выдумкой: вдруг с треском перегнившего дерева на боковой стене рухнула полка, вывалившая на пол свое содержимое, подняв при этом в воздух мириады атомов пыли.
Какую усталость я ощущал! При ходьбе мне казалось, что суставы мои громко скрипят на каждом шагу. Я подумал о сестре. Неужели она тоже умерла, как Рыжик? Все случилось столь внезапно и быстро. Значит, именно так начинается конец всего мира! Я подумал, что надо бы сходить к ней, однако усталость не позволила мне исполнить свое желание. Потом… она так странно реагировала на все недавние события. «Недавние»… Повторив это слово, я еле слышно расхохотался – в голову мне пришло, что с тех пор протекло не меньше половины столетия. Целых полвека! А может и в два раз больше!
Я вновь подошел к окну, чтобы еще раз поглядеть на мир. В лучшем случае смену дня и ночи теперь можно было назвать мерцанием. Время все ускорялось, так что ночами Луна оставляла за собой светящийся след, призрачную туманность, прежде чем опуститься за горизонт, – все это повторялось и повторялось.