Мы удалялись, и когда издали вновь донесся этот вой или стон, я постарался убедить себя в том, что виной тому ветер, — хотя вечер был совершенно тихий.
Наконец Тоннисон заговорил.
— Знаешь что, — решительно произнес он, — я не решился бы заночевать в этой чаще даже за все богатства мира. Есть в ней нечто нечистое… бесовское. Я вдруг понял это после твоих слов. Почему-то мне показалось, что весь этот лес кишит мерзкими тварями, — ты ведь и сам ощутил это!
— Да, — отвечал я, озираясь, но урочище уже было скрыто от нас склоном холма.
— А вот и книга, — проговорил я, запуская руку у мешок.
— С ней все в порядке? — внезапно спросил мой друг обеспокоенным тоном.
— Да, — отвечал я.
— Быть может, — продолжил он, — она кое-что нам расскажет, когда возвратимся в палатку. Давай поторопимся, идти еще далеко, а я не хочу, чтобы тьма застигла нас на открытом месте.
К своей палатке мы добрались часа через два и не медля принялись готовить еду, потому что не ели с самого полудня.
Покончив с ужином, мы убрали за собой и разожгли трубки. Тут Тоннисон попросил меня извлечь Манускрипт из ранца. Так я и поступил, и, поскольку читать его вместе было неудобно, Тоннисон предложил мне читать вслух.
— Но не смей, — предупредил он, зная мои наклонности, — пропускать каждую вторую страницу.
Но, если бы друг мой мог предположить, что содержит в себе эта книга, то, конечно, воздержался бы от столь неуместного предупреждения. Так, усевшись возле входа нашей небольшой палатки, начал я читать странный рассказ под заглавием «Дом в Порубежье», выведенном на обложке Манускрипта, содержание которого и передаю на последующих страницах.
Глава II
РАВНИНА МОЛЧАНИЯ
Я — старик. Я живу в этом древнем доме, посреди огромного дикого сада.
Крестьяне, обитающие в этой глуши вдали от моего дома, уверены, что я безумен. Должно быть потому, что у меня с ними нет ничего общего. Я живу здесь вместе со старушкой-сестрой, которая ведет наше хозяйство. Слуг у нас нет — я не терплю их. Компанию мне составляет единственный старый друг — пес Рыжик, и пусть гибнет весь мир, пока он остается со мною. Уж он-то умеет меня понимать… ему хватает ума, чтобы не докучать мне, когда я не в духе.
Я решил завести дневник, чтобы занести в него свои думы и впечатления, которые могу поверить только бумаге, но превыше всего стремясь описать странные события, очевидцем которых довелось мне быть за долгие годы, в одиночестве прожитые мною в этом зловещем и старом доме.
Дом этот пользовался дурной репутацией еще пару столетий назад, и когда я купил его, пустовал уже более восьмидесяти лет; посему мне и удалось приобрести поместье за смехотворно низкую цену.
Я не суеверен, но давно не могу отрицать, что в древнем жилище моем творится нечто… я не могу дать объяснения этим событиям, а потому вынужден облегчить свою душу, описав подробно все, о чем знаю; впрочем, трудно сомневаться, что, если после смерти моей дневнику суждено попасть в чьи-то руки, читатель будет в сомнении качать головой, в сердце своем именуя меня безумцем.
Дом мой, насколько же он древен! Тем не менее возраст его потрясает все же в меньшей степени, чем обличье — причудливое и фантастическое. Крутобокие башни с витыми шпилями языками пламени взмывают над крышей округлого здания.
Я слышал одно предание: местные жители утверждают, что построил этот дом сам дьявол. Что ж… возможно. Но так оно или иначе — мне все равно, если забыть о том, что россказни эти позволили сбить цену, когда я приступил к покупке.
Я успел прожить в нем около десяти лет, прежде чем начали подтверждаться досужие разговоры. Не спорю, не менее дюжины раз и до этого приходилось мне видеть здесь кое-что удивительное, а еще чаще — ощущать в большей мере, чем видеть. Но прошедшие годы привели за собою старость, и я часто ощущаю нечто невидимое в пустынных комнатах и коридорах. Как я уже говорил, много лет миновало, прежде чем довелось мне увидеть воистину… скажем так: сверхъестественные события.
Это был не канун Дня Всех Святых. Если б я писал свою повесть развлечения ради, то — возможно — события и начались бы именно в эту ночь, но мой рассказ лишь о том, что действительно было… ради чужого удовольствия я не стал бы даже прикасаться к бумаге. Нет. Все случилось, когда миновала полночь и близилось утро двадцать первого января. По привычке я сидел и читал у себя в кабинете. Рыжик дремал возле моего кресла.
И вдруг пламя двух свечей сперва затрепетало, а потом вспыхнуло призрачным зеленоватым светом. Я немедленно глянул на них, но язычки огня потускнели, обретая багряный оттенок… странные алые отблески легли на столы и кресла, окрасили тени кровью — словно разбрызгавшейся по всей комнате.