И хотя Ли прекрасно знал обо всех этих рисках, в кладовке он проявлял непозволительную беспечность. Нередко бывало такое, что он по ошибке повязывал оранжевыми ленточками банки, которые следовало украсить зелёными, или ставил воспоминания О Людях рядом с воспоминаниями О Любви, из‐за чего пациенты, явившись к Джудит на повторный приём, рассказывали, например, что ни с того ни с сего воспылали любовью к продавцу из ближайшей бакалейной лавочки. Но это ещё полбеды. В прошлом месяце Ли плохо закрыл банку с Мелочами, и все воспоминания, которые в неё поместили, испарились за одну ночь.
Госпожу Память это совсем не обрадовало. И хотя самому Ли она ничего не сказала, он слышал, как она поздним вечером шумно о чём‐то пререкалась с мамой, а на следующий день что‐то недовольно пела ему на ухо, пока он закрывал и расставлял новые банки. Впоследствии она несколько недель не отходила от него, чтобы удостовериться, что он всё делает правильно.
– Лучше некуда, – подтвердил Ли. – Пойду на крыльцо выйду.
– Ужин будет через полчаса, – предупредила мама.
Она знала, что Ли выходит на крыльцо, чтобы встретиться с Феликсом, сыном, которого сама она никогда не узнает. Когда Ли глубоко задумывался об этом, ему становилось невыносимо грустно. Поэтому в тот день он решил вообще об этом не думать. Он вышел на крыльцо и уселся на самой верхней ступеньке. А потом всмотрелся в мрак Тополиного Леса, сосредоточенно прислушиваясь к шагам Феликса.
7
Феликс
Феликс положил последние веточки морщинистого посконника в мешок. Пальцы уже болели от постоянного выкапывания и срывания растений. Правда, Феликсу всё равно очень нравились дни сбора трав, нравилось быть в лесу, вдали от холода, царившего дома, от господина Смерть, от зловония, которое источали красные свечи, горевшие в подвале.
Феликс понимал, что это последний погожий осенний денёк. Вот-вот грянет настоящий ноябрь. Именно поэтому он так трудился весь день, собирая все травы, перечисленные в списке, составленном отцом. Когда же мешок наполнился до краёв и заметно отяжелел, Феликс направился домой, неся за плечом пахучий ворох самых разных растений.
У западного входа в Тополиный Дом кто‐то зажёг фонарь. Ли. Феликс хорошо помнил не столь далёкие времена, когда брат дожидался его, вперив жадный взор в книгу. В те дни Ли искренне верил в то, что существует способ уничтожить Договор.
Он перечитал десятки книг вроде «Практических вопросов магии» или «Искусства снятия чар» из библиотеки Бун-Риджа. Тогда Ли был полон надежд, убеждён в том, что уже очень скоро сможет послушать отцовские рассказы, сидя в смотровой в восточной части дома, а Феликс начнёт готовить вместе с мамой на западной кухне. Но всё это прошло. Прошло после того, как Феликса заперли в подвале, а Ли отправили посреди ночи к Пруду Забвения – опустошать банки с людскими воспоминаниями до самого рассвета. По словам госпожи Память и господина Смерть, они ещё легко отделались за свою попытку одурачить Тени.
Феликс приблизился к крыльцу, и тут Ли наконец‐то его заметил и жестом подозвал к себе.
– Как тебя долго не было! Я уж было решил, что тебя сумеречные гоблины слопали.
– Ну что, готов бежать? – спросил Феликс.
Обычно идеи нарушить Договор всегда приходили в голову к Ли. Именно он читал книги, мечтал о счастливом финале, строил планы. Когда всему этому пришёл конец, Ли направил все свои силы в новое русло, а именно в бег. Он часто наворачивал круги вокруг дома, а Феликса просил засекать время и подгонять его, чтобы он побил собственный рекорд. Феликс был не против, потому что его одно время страшно пугала мысль о том, что Ли навсегда перестанет улыбаться, а между тем это оказалось не так – бег искренне радовал брата.
– Сегодня не особо хочется бегать, – признался Ли. – Я бы просто поболтал.
– Это всё плохие воспоминания? – спросил Феликс, усаживаясь рядом с братом.
Если Ли доводилось закрыть чересчур много банок с плохими воспоминаниями, на него порой находило мрачное настроение.
Тишина обмоталась вокруг братьев плотно, будто нить вокруг катушки.
– Неужели ты и впрямь его подпишешь? Этот самый контракт? – тихо спросил Ли.