Брок едва владеет собой, кровь глухо стучит в висках. Но комок страха подступил к горлу. Как открыть принцессе свое присутствие? Ведь стоит вымолвить слово — и чудесное видение исчезнет!
Ну да ничего — Петр Брок заготовил тысячи слов, которыми он засыплет, уговорит принцессу. И все же — не окажутся ли беспомощными все эти нежные слова, если она не увидит глаз, в которых можно утонуть, не ощутит человеческого тела, в котором пульсирует горячая кровь?
Принцесса подходит к постели, откидывает покрывало, разглаживает подушку — и вот уже в сладкой истоме падает на нее. Руки она кладет под голову, взор устремляет вверх, но, погруженная в свои мысли, не видит золотых звезд, вытканных на голубом балдахине. От этих мыслей пылает лицо и голова идет кругом.
Брок на носках, едва касаясь пушистого ковра, крадется к принцессе. Склоняется над ней. Она смотрит на него огромными неподвижными глазами и все же не видит его. Мгновение — и его пылающие губы касаются ее влажного, полуоткрытого рта.
Как странно! Ничто не дрогнуло на лице принцессы. Только взгляд сразу стал внимательным, острым, будто мысли ее вернулись из дальнего далека. Она протянула к нему руки, но на этот раз Брок сумел ускользнуть. Когда опасность миновала и разочарованные руки снова упали, он отважился на новый шаг: прижался губами к ее шее.
Принцесса лежит тихо, не шевелясь, как зачарованная. Даже дышать боится, чтобы не спугнуть дивный сон…
Не забывай, Петр Брок, у принцессы тоже есть руки, и теперь тебе от них не ускользнуть. Вот твои волосы, твое лицо, а вот, вот твои руки, каждое прикосновение которых выдает тебя принцессе! И руки эти можно схватить руками…
XXXI
Их руки встретились, и губы снова слились в поцелуе. Принцесса шепчет:
— Кто ты, кто ты?
Брок молчит.
— Скажи, ты — тот бог, который охраняет меня?
— Да, бог. — Брок малодушничает от страха потерять завоеванное.
— Бог, — повторяет принцесса, — а какой бог?
— Добрый, — шепчет Брок, радуясь, что нашел меткое слово.
— Я знаю, что добрый, но молодой ли?
— Молодой… — Вот и пришла пора дать ответ! Сейчас все выяснится, без утайки… Но чутье подсказывает Броку, что он выдержит этот экзамен, обязательно выдержит…
— Молодой, — повторила она, — и красивый?
— Понятия не имею. — честно признался Брок
Пальцы принцессы скользнули по его лицу. Вот нос. губы, глаза… но как на ошупь обнаружить молодость и красоту? Будь она слепая, наверно, скорее увидела бы все это своими ладонями. А так — глаза не видят, и руки тоже не могут воссоздать его образ.
— Я хочу видеть тебя! Глазами! — потребовала принцесса. — Покажи мне свое лицо!
— У меня еще нет лица. Я пришел встретиться с Муллером…
— Тише! Тише! — встревоженно прошептала принцесса и поцелуем закрыла ему рот.
— Чего ты боишься, Тамара?.
— Он! Он! Он все слышит! Глаз его над нами, может, и закрыт, но уши его подслушивают сквозь каждую щель!
— Ну и пусть! Я здесь для того, чтобы охранять тебя, принцесса!
Она улыбнулась, вспомнив о чем-то.
— Первый раз ты подошел ко мне в бархатном зале, когда я теряла сознание от этого страшного газа. Я видела белый дым, слышала, как он с шипением рвется из оловянной трубки. Помню невыносимо яркий фиолетовый шар, заломленные руки, маски смертельного ужаса, падающие тела… Я пошатнулась и тотчас почувствовала, как чьи-то руки подхватывают меня и уносят на звезды. Это был ты… Второй раз ты подошел, когда я стояла у стены. Ты сказал: «Не бойтесь! Ни о чем не спрашивайте! Я с вами!» А что было с теми, кто остался?
— Там у них огромная печь, и в ней человеческие тела, сердца, глаза превращаются в кучки серого пепла, который затем развеивают по ветру, на все четыре стороны. А еще ходят слухи, будто из костей делают пудру.
— А я-то, дурочка! Хотела убежать на звезды… — прошептала принцесса, и глаза ее померкли. — Я вначале думала, что ты прилетел ко мне со звезды Лебедя. Оттуда я получала тайные записки, когда еще жила с отцом. Значит, нет ни звезды Лебедя, ни созвездия Гномов…
— Обман! Величайший обман — весь этот Муллер-дом от фундамента до крыши, если у него вообще есть хоть какая-нибудь крыша. Международная банда работорговцев и сжигателей трупов…
— А откуда взялся ты?
Она снова ощупывает, гладит пальцами его лицо.
И Петру Броку вдруг становится невыносимо стыдно за свой обман. Он выдает себя за бога, чтоб добиться ее любви! Страстный его порыв давно уже утих, теперь каждый ее поцелуй отзывался в нем глубокой благодарностью…
— Я не бог, — покаянно признался он, — я просто человек, обыкновенный мужчина!
Она провела рукой по его волосам.
— Разве же не лучше молодой мужчина, чем старый бог?… Я хочу тебя видеть!.. Открой мне свое лицо!.. Нет, ты не человек! Ты принял образ человека, ибо ты обнимаешь и целуешь меня. Но почему, почему я тебя не вижу? А! Придумала! Я приготовлю гипс и сделаю себе слепок с твоего лица, ведь так любить нельзя… нельзя…
— Погоди, Тамара! Погоди, скоро ты меня увидишь! Я выполню свою миссию и стану человеком! Сегодня вечером я должен быть на улице Алисы Мур, триста пятьдесят четвертый этаж, номер девяносто девять… Я совершенно утратил чувство времени… Нет для меня ни дней, ни ночей… Когда Муллер сказал мне свое «сегодня»? Кажется, от этого «сегодня» меня отделяют многие часы! Может быть, я уже опоздал?… Скажи мне, что сейчас — день или ночь? Неужели нет на свете ничего, кроме Муллер-дома? Скажи мне, существует ли еще солнце… скажи, светит ли над Муллер-домом луна?… Тридцать дней… На каком я сейчас этаже? Как мне найти Муллера? Как его убить?
И вдруг сверху раздался голос:
— Петр Брок! Этаж триста пятьдесят четыре! Комната девяносто девять. Я жду тебя!
Брок вскочил, поднял глаза к потолку. Выпученное «божье око» уже очистилось от мутной пленки и ехидно таращилось на него. Еще бы! Миллион глаз, миллион ушей рассеяны по тысяче этажей! Но голос — неужели и голос его может дойти до спальни принцессы? Откуда он знает, что я здесь, у ее ложа? Или в эту минуту его голос звучит на всей тысяче этажей? Брок даже содрогнулся.
— Ты слышишь, принцесса? Он зовет! Настал мой час! Ты же оставайся здесь.
— Я пойду с тобой!
Она спрыгнула с кровати и трясущимися руками начала одеваться.
— Нет, нет, останься!.. Я поговорю с ним и вернусь к тебе!
— Ты не вернешься! Он убьет тебя! Тысячи коварных ловушек стерегут тебя в комнате девяносто девять!
— Знаю я его ловушки! Зал пустых зеркал! Яма-западня! Я поговорю с ним среди пустых зеркал!
— Но как ты туда попадешь? Ты хоть знаешь дорогу на триста пятьдесят четвертый этаж? Нет? Видишь, до чего ты без меня беспомощен! Какой же ты бог? Странный ты мой, невидимый… Идем! Я сама отведу тебя к лифту.
— Веди меня, Тамара! Покажи мне дорогу, пока не поздно. Ведь сдержать слово — значит показать свою силу.
И они пошли, взявшись за руки.
XXXII
Стеклянная улица кончается решеткой от пола до потолка. На дверце в решетке надпись:
ЛИФТ ЦЕНТРАЛЬНЫЙ
Принцесса открыла дверцу, нажав дужку над «И».
Они очутились в небольшом квадратном помещении, сплошь обитом кожаными подушками. На одной из стен — панель с тысячью белых кнопок.
— Это этажи. Каждая кнопка — этаж. Этим путем я бежала, когда еще верила в звезды…
Брок с благодарностью погладил ее по руке.
— Спасибо! Это для меня крайне важно! Да-да, ведь таким образом я промчусь по всему Муллер-дому! Но прежде всего я сдержу слово, которое дал Муллеру!