Тем не менее, столько невидимых нитей связывают нас, что мы могли бы встретиться через годы и быть по-прежнему близки.
— Ты еще очень молод, — заметил Реджинальд.
— Что вы имеете в виду?
— О, не обращай внимания.
— Так вы не верите, что два сердца могут биться как одно?
— Нет, это распространенное заблуждение. Даже две пары часов не могут идти синхронно. Всегда существует расхождение; возможно, бесконечно малое, но все же расхождение.
Резкий звук дверного звонка прервал беседу. В следующий момент в дверь просунулась кудрявая голова.
— Привет, Эрнест! Как поживаешь, старик? — громко и весело приветствовал его прибывший. Затем, заметив Кларка, он, ничуть не смущаясь, обменялся рукопожатием с великим человеком, демонстрируя беспечность здорового молодого животного, вскормленного в атмосфере американского колледжа.
Прикосновение, казалось, взволновало Кларка; его дыхание участилось, и он отошел к окну, словно желая скрыть проявление чувств.
Джек принес с собой дыхание весны. Юность — это Прекрасный Принц. Пожатие его руки заставляет кровь быстрее бежать в старых венах, а люди среднего возраста в его присутствии распускают свои лепестки, подобно цветку на солнце.
— Я пришел забрать у вас Эрнеста, — сказал Джек. — Он выглядит немного бледнее обычного, и денек вне дома разгонит ему кровь.
— Не сомневаюсь, что ты сумеешь позаботиться о нем, — ответил Реджинальд.
— Куда пойдем? — рассеянно спросил Эрнест. Но ответа он не расслышал, поскольку скептицизм Реджинальда произвел на него гораздо большее впечатление, чем он решался признаться самому себе.
VII
Юноши с наслаждением подставили свои души морскому бризу, а глаза — солнечному свету.
Мощная волна стремящихся к удовольствиям человеческих особей вынесла их к «Лайон Пэлас». Оттуда, сидя за столиком и утоляя жажду коктейлями, они наблюдали за лихорадочной пульсацией жизни в венах Кони Айленд, куда ее принесло с Брайтон Бич.
Эрнест задумчиво пускал кольца дыма.
— Ты заметил, какое неестественное выражение лица у среднего посетителя курорта на этом острове? — сказал он Джеку, который, следуя порывам молодой и более пылкой натуры, изучал женщин в волнах толпы.
— Это, — продолжал Эрнест, говоря скорее сам с собой, — типичный американец, который стремится «хорошо проводить время». И он намерен получить свое. Подобно охотнику, он идет на запах счастья, однако я ручаюсь, что оно ускользнет от него. Возможно, его безумная гонка — это всего лишь воплощение суетного стремления человека к удовольствиям; вечный призыв, на который никогда не будет ответа.
Однако Джек его не слушал. Бывают моменты в жизни каждого мужчины, когда женская юбка привлекательнее всей философии мира.
Эрнест был несколько обижен, и всем своим видом выражал молчаливый протест. Хотя и уступил, когда Джек пригласил к их столику двух созданий, некогда бывших женщинами.
— Зачем?
— Они забавные.
— Я так не думаю.
Каждая из них видала лучшие времена — само собой. Затем разорение, работа в магазине или на фабрике и окончательное падение.
Одна — маленькое, хрупкое, нервозное создание — инстинктивно выбрала место рядом с Эрнестом и все склонялась к его уху, порываясь рассказать историю своей жизни; она готова была поведать ее любому, кто согласился бы угостить ее выпивкой. Что-то в ее поведении заинтересовало Эрнеста.
— А затем удача улыбнулась мне. Менеджер одного водевиля был моим приятелем и решил взять меня с испытательным сроком. Он считал, что у меня есть голос. Они называли меня Бетси, Гиацинтовая девушка. Сначала, казалось, публике нравилось, как я пою. Но, вероятно, так было потому, что я была новенькой. Через месяц или два они меня уволили.
— Почему?
— Я думаю, они вытянули из меня все, что могли, вот и все.
— Ужасно!
— У меня никогда не было особого голоса — курение, и вино; — я люблю вино.
Она залпом осушила стакан.
— И тебе нравится твое нынешнее занятие?
— Почему нет? Разве я не молода? И не хороша собой?
Она сказала это не как заученную фразу; это было ее собственное простодушное кокетство.
Позднее, по пути на паром, Эрнест с упреком спросил: «Джек, ты действительно получил удовольствие от общения со своей собеседницей?»
— А ты нет?
— Ты серьезно?
— Ну, да, она была … вполне мила.
Эрнест нахмурился.
— Эрнест, нам двадцать лет. И потом, это, ну, как урок социологии. Сьюзи…
— Ее так зовут?