Все это Этель повторяла себе, когда сочиняла холодный и сдержанный ответ Эрнесту. Она переписывала письмо снова и снова, и с каждым разом ей было все труднее подобрать нужные слова. В конце концов, она отложила письмо, а когда спустя несколько дней перечитала, оно показалось ей таким натянутым и неискренним, что было тут же порвано.
Прошло несколько недель, мысли об Эрнесте посещали ее все реже и реже, как вдруг в один сентябрьский день, просматривая журнал, она увидела его имя в оглавлении. Задумчивое лицо юноши вновь встало перед ее мысленным взором, и сердце Этель сжалось. Руки дрожали, когда она открывала журнал, слезы застилали глаза, когда она попыталась прочитать стихотворение. Это был блестящий образец поэзии, пронизанный, однако, мрачными настроениями. Словно одетые в черное полубезумные монахи, поглощенные мистическими обрядами, мысли поэта метались по странице. Это был вопль отчаяния измученной души человека, который чувствует, как разум покидает его, и безумие встает подобно огромной, бледной Луне. Ощущение передалось Этель. За смутными страхами, владеющими поэтом, она вновь явственно различила фигуру Реджинальда Кларка.
Страшное видение, затмевая сознание, появилось перед ней. Она увидела Кларка, каким знала его в прежние времена; потом он вдруг начал изменяться, пока не превратился в какое-то скользкое морское чудище, которое присосалось к ней своей жадной пастью и обвило ее тысячами щупальцев. Этель в ужасе закрыла глаза, стараясь избавиться от наваждения. И в ту же минуту поняла, что должна спасти Эрнеста Филдинга, вырвав его из когтей зловещей силы, уже накрывшей своей тенью его жизнь.
XIX
Лето пролетело быстро, и уже в середине сентября многие вернулись к удовольствиям городской жизни. Этель была в числе первых, кто возвратился в Нью-Йорк с курортов. После того как она решила взвалить на себя ответственность за судьбу молодого поэта, оставаться вдалеке от него казалось ей невыносимым. План был готов. Прежде чем увидеться с Эрнестом, Этель решила встретиться с Реджинальдом и умолять его освободить юношу от пагубных чар. В стремлении повидаться с Кларком играло роль и подспудное любопытство. Много лет назад, при расставании, Реджинальд, казалось, был сильно удручен и пообещал, что когда-нибудь сообщит ей нечто, что оправдает его в ее глазах. Тогда она ответила, что любые разговоры между ними бессмысленны и что она надеется никогда больше не встречаться с ним. Опыт прошедших лет не только не пролил свет на тайну личности Реджинальда Кларка; напротив, его поведение казалось еще более странным и необъяснимым. Неоднократно она ловила себя на мысли, что хотела бы встретиться с ним и беспристрастно проанализировать то удивительное влияние, которое он когда-то имел на нее. Теперь она, наконец, была готова взглянуть на него трезвым взглядом, без эмоций. Эта мысль льстила Этель. Она смутно ощущала, что смогла от чего-то избавиться. От чего-то, чем Реджинальд тогда привязал ее к себе, и без чего его магнетизм более на нее не действовал.
Поэтому, когда Уолкхэм прислал ей приглашение на один из своих приемов, она приняла его в надежде встретить Реджинальда. В последние несколько лет она не посещала мастерскую скульптора именно потому, что там часто бывал Кларк. И вот теперь Этель вновь переступила порог дома, где встретила старых знакомых, со многими из которых давно не виделась. Когда около десяти вошел Реджинальд, раскланиваясь направо и налево, ее сердце учащенно забилось. Однако она смогла овладеть собой, и, встретившись с ним глазами, устроила так, что они оказались наедине в нише гостиной.
— Наша встреча была неизбежна, — заметил Реджинальд. — Я ожидал этого.
— Да, — подтвердила Этель, — мы были обречены встретиться вновь.
Словно бурный поток, пронеслись перед нею воспоминания.
Реджинальд был по-прежнему обворожителен, но она уже не поддавалась его чарам. Впрочем, и в Кларке произошли перемены. Складки в углах рта стали жестче, в глазах появился стальной блеск. Лишь на мгновение, когда он увидел ее, в его взгляде, казалось, мелькнуло что-то, похожее на нежность. Потом он добавил с легким налетом грусти: