— Это опасная игра.
— Но и ставка для меня велика.
— Жаль, что я не могу остаться здесь, с тобой, — вздохнула Этель. — У тебя есть кто-то, какой-нибудь друг, кому ты мог бы довериться в столь деликатном деле?
— Ну, пожалуй, Джек.
Тень пробежала по ее лицу.
— Мне кажется, ты любишь его больше, чем меня.
— Глупости, — решительно возразил Эрнест. — Он мой друг, а ты — неизмеримо большее.
— Вы так же близки, как и прежде?
— Не совсем. В последнее время словно какая-то невидимая преграда возникла между нами. Но он придет, если я его позову. Джек не оставит меня в беде.
— Когда он сможет приехать?
— Через два-три дня.
— А пока будь осторожен. И, кстати, запирай дверь на ночь.
— Я не только буду запирать дверь, я буду ее подпирать изнутри. Короче, я приложу все силы, чтобы разгадать эту загадку, не подвергая себя ненужному риску.
— Ладно, я пойду. Поцелуй меня на прощание.
— Проводить тебя до такси?
— Не стоит.
У двери она повернулась к нему.
— Пиши мне каждый день или звони по телефону.
Эрнест расправил плечи, словно стремясь доказать ей свою силу. Однако когда дверь за ней закрылась, мужество на какой-то момент покинуло его. Если он не стыдился проявлять свою слабость даже перед любимой женщиной, то кто знает, что сможет придать ему силы, когда он один, в доме, где в каждом углу прячутся страшные тайны?!
Сердце Этель тоже терзали дурные предчувствия, когда она покидала дом Реджинальда, оставляя юношу одного — беспомощная жертва неведомой силы, появляющейся в разных обличьях, создающей и низвергающей императоров, пророков и поэтов.
Когда она садилась в такси, перед нею, словно видение, встало лицо Реджинальда Кларка. Оно казалось очень бледным, искаженным голодом. В его лице не было ни следа доброты — лишь угроза и презрительная усмешка.
XXVI
Целый час Эрнест метался по комнате, крайне взволнованный откровениями Этель. Ему потребовалось все самообладание, чтобы суметь написать несколько строчек Джеку: «Ты мне нужен. Приезжай».
Вручив письмо консьержу, Эрнест немного успокоился и обрел способность оценивать ситуацию если не хладнокровно, то, по крайней мере, с некоторой долей здравого смысла. Самым странным было то, что он не мог заставить себя ненавидеть Реджинальда, в чьем пагубном влиянии на свою жизнь теперь совершенно уверился. Перед ним был еще один поверженный идол; однако — словно лик полуразрушенной статуи древнего бога в пустыне — он и сейчас сохранял невероятную притягательность.
Повинуясь внутреннему импульсу, Эрнест стал пересматривать фотографии, и его вновь поразил строгий, благородный облик хозяина и друга. Нет — это совершенно нелепо; этот человек не может нести в себе зло. В его лице нет ни следа греха или злобы; это лицо пророка или вдохновенного безумца, поэта. И все же, когда он внимательно рассматривал фотографии, странные изменения происходили с лицом Реджинальда: в углах рта пролегли жесткие складки, а в глазах появилась ехидная усмешка удачливого вора. Однако Эрнест не испугался. Прежние опасения обрели конкретную форму, и отныне он будет начеку. Наиболее опасны именно невидимые, неопределенные и непонятные страхи, таящиеся в ночной темноте, которые доводят чувствительные натуры до грани безумия и превращают мужественных воинов в трусов.
Эрнест понимал, что изучение бумаг Реджинальда придется отложить до утра, поскольку было уже около одиннадцати, и он ожидал в любой момент услышать звук шагов. Он тщательно запер дверь и придвинул к ней стул. Чтобы дополнительно подстраховаться, Эрнест привязал ручку двери к изысканной китайской вазе (подарок Реджинальда), так что при малейшей попытке проникнуть в комнату она бы с грохотом разбилась.
Потом он лег в постель, хотя и полагал, что не сможет сомкнуть глаз всю ночь. Однако, как только голова коснулась подушки, веки налились свинцовой тяжестью. Все волнения и тревоги этого дня оказались слишком утомительны для него. Эрнест привычно накрылся одеялом с головой и заснул.
Всю ночь он крепко спал, и было уже позднее утро, когда стук в дверь заставил его пробудиться. Это был слуга Реджинальда, который сообщил ему из-за двери, что завтрак готов.
Эрнест поднялся, протирая глаза. Вид баррикады у двери сразу заставил его вспомнить все, что произошло накануне вечером.
В комнате все было по-прежнему; определенно, никто не пытался проникнуть к нему, пока он спал. Он не мог сдержать улыбки по поводу своих предосторожностей, припомнив детство, когда подобным образом пытался защититься от грабителей и домовых. Сейчас, в ярком свете дня, сказки Этель про вампиров вновь показались ему невероятными и абсурдными. Однако теперь у Эрнеста были многочисленные свидетельства странного влияния Реджинальда на других людей, и его переполняла решимость узнать правду еще до наступления ночи. Слова Этель о том, что мысль не менее реальна, чем кровь, до сих пор звучали в ушах. Если это так, он найдет доказательства интеллектуального грабежа со стороны Реджинальда и, возможно, сумеет вернуть утраченную часть самого себя, похищенную безжалостной рукой ночных видений.