Однако Эрнест ни в коем случае не мог сейчас, в нынешнем состоянии, предстать перед Реджинальдом. Ему казалось, что, столкнувшись с ним и зная о его подлинной сущности, он придет в ужас, и его будет трясти от страха. Поэтому он одевался намеренно медленно, дабы избежать встречи с хозяином. Но судьба разрушила все надежды. Этим утром Реджинальд необычно долго засиделся за чашкой кофе. Он как раз допивал последний глоток, когда Эрнест вошел в столовую. Лицо Кларка, казалось, излучало доброту и благодушие, однако юноша теперь смотрел на него другими глазами, и ему виделось в нем что-то зловещее.
— Что-то ты сегодня поздно, Эрнест, — заметил он в своей обычной небрежной манере. — Поздно вернулся или всю ночь писал стихи? И то, и другое одинаково вредно для здоровья.
Произнося все это, Реджинальд рассматривал юношу, и на его губах играла загадочная улыбка. Раньше Эрнест сравнивал ее с улыбкой Моны Лизы, но теперь обнаруживал в ней приторность лицемера и жестокость преступника.
Он не мог выносить ее, он не мог больше видеть перед собой это лицо. Ноги подкосились, на лбу выступил холодный пот, и он тяжело опустился на стул, дрожа и старательно избегая взгляда Реджинальда.
Наконец, тот поднялся из-за стола. И вновь Эрнесту показалось, что невозможно обвинить это блестящее воплощение мужественности в каких-либо недостойных и коварных поступках, в плагиате и воровстве. Сейчас Реджинальд напоминал великолепного тигра, существо, олицетворяющее силу и страсть, неукротимую и ненасытную. Однако, как знать, не используются ли все эти качества для паразитирования на других? Если подозрения Этель правильны, то Реджинальд мог забрать у него гораздо больше, чем он, Эрнест, может предположить. Неужели его кровь, его жизнь течет в венах этого человека, окрашивая алым цветом губы, а мысли Эрнеста питают его интеллект?
XXVII
Едва Реджинальд Кларк вышел, как Эрнест вскочил со стула. Поскольку, судя по всему, этим утром квартира оставалась в его единоличном распоряжении, нельзя было упускать такой случай.
Сердце бешено колотилось в груди, когда он, немного робея, вошел в кабинет, где меньше года назад Реджинальд предложил ему свое гостеприимство. Ничто не изменилось здесь за прошедшее время, однако теперь Эрнест воспринимал эту комнату как обитель зла. Антиной, фавн, образ Христа — все было на своих местах, но теперь их соседство казалось богохульством. Шекспир и Бальзак, чьи бюсты украшали кабинет, словно осуждающе нахмурились, когда он начал просматривать бумаги Реджинальда. Случайно Эрнест задел стоявшую на письменном столе фигурку Наполеона, которая опрокинулась со стуком, гулко разнесшимся по пустой комнате. В этот момент его поразило странное, словно фамильное, сходство между Шекспиром, Бальзаком, Наполеоном — и Реджинальдом. Во всех определенно было нечто, чем отмечены избранные; те, кто способен в максимальной степени воплотить в себе страсти всего человечества. В лице Бальзака явственно читалась доброта, в то время как в Наполеоне преобладала откровенная жестокость. Образ того, кто, как говорят, был самым богатым человеком на свете, также встал перед глазами Эрнеста. Возможно, это была всего лишь игра воспаленного воображения, но он готов был поклясться, что его черты тоже несут на себе печать, отмечающую обладателей разума несамостоятельного, но обладающего мощной способностью впитывать чужие мысли; такие люди, на радость или на горе остальным, предназначены для того, чтобы грабить и править. Сейчас все они казались Эрнесту чудовищами, не знающими ни справедливости, ни жалости, подчиняющимися лишь закону собственного существования, закону своего развития.
Обычное оружие бессильно против этой силы. В одиночку такие люди сильнее целых армий, их невозможно одолеть в честном единоборстве. Хитрость, притворство, ложь вполне допустимы в борьбе с ними. Вот случай, когда цель оправдывает средства, даже если речь идет о краже со взломом.