Старуху гонит, тайну б не проведала.
На золото взглянуть он хочет, цело ли, - с этими словами Росций вышел в правую дверь.
Из-за центральной двери появился некто в маске старика и ярко-жёлтом одеянии – этот цвет всегда символизировал алчность. Это был Панург, раб-актёр в роли скопидома Эвклиона. Он вытащил за руку другого актёра, наряженного рабыней, и швырнул его на середину просцениума.
- Вон! Вон отсюда! Прочь! За дверь! Проваливай!
Подглядывать, глазищами шнырять тебе! – кричал он.
Статилий совершенно напрасно бранил актёрские таланты Панурга: зрители вокруг меня уже начали смеяться.
- За что? За что – воскликнул второй актёр. Его уродливую женскую маску венчал кошмарного вида спутанный парик. –За что меня, несчастную, колотишь ты?
-Чтоб и на деле ты была несчастна, дрянь,
Дрянную жизнь вела б, тебя достойную.
Панург и его напарник сновали туда-сюда по подмосткам, к вящему восторгу зрителей. Экон подпрыгнул на скамье и захлопал в ладоши. А ростовщик и его телохранитель сидели, скрестив руки на груди.
-Сейчас меня за что ты выгнал из дому?
-Тебе, что ль, колотовке, отдавать отчет?
Ступай от двери! Прочь отсюда! Гляньте, как
Ступает! А ты знаешь, до чего дойдет?
Возьму сейчас веревку или палку я
И ею удлиню твой черепаший шаг!
-На виселицу лучше б дали боги мне
Попасть, чем так вот у тебя на службе быть.
-Вишь, про себя бормочет что-то, подлая!
Постой ты, тварь! Глаза, ей-богу, выдеру!
Рабыня исчезла, скряга вернулся домой пересчитать деньги. А на подмостках появились Мегадор и его сестра Эвномия. Судя по голосу, Эвномию играл тот же актёр, что и рабыню – вероятно, он специализировался на женских ролях. Мой приятель Статилий играл роль Мегадора вполне на уровне – но явно не мог тягаться с Росцием, и даже с Панургом. Как он ни старался, его реплики вызывали только вежливые смешки, а не громовой хохот.
-Тебя позвала я сюда по секрету -
О деле семейном твоем перемолвить.
-Лучшая из женщин, дай мне руку.
-Кто? Где лучшая?
-Ты.
-Я?
-Нет - так нет.
-Но правду говорить же следует.
Не найдешь нигде ты лучшей, хуже, брат, одна другой.
-Я с тобой согласен в этом, возражать не думаю.
-Выслушай меня, прошу я.
-Слушаю. К твоим услугам.
-Я тебе пришла совет дать,
Для тебя же дело важно.
-На тебя оно похоже.
-Хорошо, чтоб так случилось.
-В чем же дело, сестра?
-Благо вечное, брат,
Для тебя пусть наступит в потомстве.
-Да свершится!
-Хочу, чтобы взял ты жену.
-Ой, убила!
-Но чем?
-Выбиваешь мне мозг
Ты, сестра: не слова это, камни…
-Но послушай, последуй совету сестры.
Подобные сцены обычно приводят толпу в восторг, но сейчас она только хихикала. Я принялся разглядывать наряд Статилия из дорогой голубой шерстяной ткани, расшитой жёлтым, и его маску с карикатурно большими бровями. Да, что и говорить, это дурной признак – когда наряд комика вызывает больший интерес, чем его игра. Бедный Статилий сумел попасть в самую знаменитую римскую труппу, но и в ней он смотрелся не слишком ярко. Ничего удивительного, что взыскательный Росций так жестоко тиранил его.
Даже Экон стал проявлять беспокойство. Рядом с ним Флавий склонился к уху телохранителя и шептал что-то – вероятно, касательно талантов актёра, который должен ему крупную сумму.
Но вот сестра вышла – зато вернулся скряга Эвклион, чтобы поговорить с соседом. Теперь, когда Статилий и его соперник стояли рядом на подмостках, несопоставимость их талантов просто бросалась в глаза. Панург-Эвклион совершенно затмевал моего приятеля, и не только потому, что его роль была более выигрышной.
-Породниться с честными - вот дело наилучшее.
Слушай-ка, прими мое ты это предложение,
За меня ее просватай.
-Но ведь нет приданого!
-Пусть! Будь добрый нрав, довольно этого приданого.
-Я к тому, чтоб ты не думал, что я клад нашел какой.
-Знаю, не учи. Согласен?
-Пусть. Юпитер! Смерть моя!
-Что с тобою?
-Что? Как будто лязг железа, вот сейчас.
-У себя велел копать я сад…
Я сочувствовал Статилию. Впрочем, если свою роль он играл без блеска, то и явных оплошностей не допускал. Труппа Росция славилась не только яркими костюмами и выразительными масками, но и постановкой движений актёров. Статилий и Панург не стояли столбом, как часто делают другие римские актёры, а буквально вились друг вокруг друга в комическом танце – голубое и жёлтое так и мелькало в глазах.