– А Клеон и его товарищи…
– Солдаты сделали, как приказал им Марк, – опустил глаза Бельбон.
– Не может быть, чтобы они всех убили…
– Это было кошмарное зрелище. Видеть, как людей убивают на арене, уже достаточно жутко, но там хотя бы честное состязание между двумя вооружёнными мужами, подготовленными к бою. Но смотреть на то, как эти измождённые бедолаги еле дыша выбираются на берег, моля о пощаде – и как люди Марка режут их одного за другим…
– А Клеон?..
– И его, насколько я знаю. «Убивать всех!» – так велел Марк, и его люди исполнили приказ в точности. И Спурий помогал им, подзывая их и указывая на тех, что подплывали к берегу. Перебив всех, они сбросили их тела в море.
Стоило мне представить описанное им, как голова немилосердно разболелась.
– Они не были пиратами, Бельбон. Там не было ни одного пирата. – Внезапно комната поплыла – и отнюдь не от удара: это слёзы заволокли глаза.
***
Несколько дней спустя я вновь посетил Сениевы бани: лёжа обнажённым на скамье, я наслаждался массажем одного из рабов Луция Клавдия. Моё израненное тело и впрямь нуждалось в подобной холе, а не менее пострадавшая совесть – в том, чтобы излить всю эту отвратительную историю в подобные губке уши Луция.
– Возмутительно! – пробормотал он, стоило мне закончить. – Полагаю, ты должен быть рад, что вообще остался в живых. А когда ты вернулся в Рим, ты зашёл к Квинту Фабию?
– Разумеется, чтобы получить причитающееся мне жалование.
– Не говоря о твоей доле золота, надо думать!
Я поморщился – и отнюдь не от того, что раб надавил слишком сильно.
– Вот это непростой момент: как изначально указывал Квинт Фабий, мне полагалась одна двадцатая от золота, которое с моей помощью удастся вернуть. Ну а поскольку всё оно благополучно ушло на дно…
– Он на основании этого отказался платить? Впрочем, чего ещё ожидать от Фабиев! Но, разумеется, какую-то часть сундуков должно было прибить к берегу – они хотя бы пытались их достать?
– Пытались, и люди Марка и впрямь что-то выловили, но это были жалкие крохи, так что моя доля сократилась до жалкой горстки золота.
– И это за все твои труды, за опасность, которой ты подверг свою жизнь! Квинт Фабий воистину скряга, как и утверждает его пасынок! Полагаю, ты рассказал ему правду об этом «похищении»?
– Да. К несчастью, все, кто мог подтвердить мои слова – а именно, рыбаки – мертвы, а Спурий твёрдо стоит на том, что его похитили пираты.
– Ох уж этот безбородый лжец! Но, разумеется, Квинт Фабий и сам отлично знает цену его словам!
– Публично он принимает версию своего пасынка – но, полагаю, лишь чтобы избежать скандала. Возможно, он с самого начала догадывался об истинной подоплёке этой истории – думаю, он нанял меня, чтобы подтвердить собственные подозрения. Потому-то он и велел Марку прикончить всех сообщников своего пасынка на месте, чтобы правда не выплыла наружу. О да, он знает, что произошло на самом деле, и, должно быть, презирает Спурия ещё сильнее прежнего – и, скажу я тебе, это чувство взаимно.
– Ох, эта та самая семейная вражда, которая нередко выливается в…
– Убийство, – бросил я, осмелившись произнести это зловещее слово вслух. – И я бы не решился ставить на то, который из них переживёт другого!
– А что мать мальчика, Валерия?
– Сын заставил её пережить худшие дни в её жизни, лишь чтобы потешить свою алчность, и я думал, что она заслуживает того, чтобы знать об этом. Но, когда я попытался рассказать об этом ей, она словно бы оглохла – если она и расслышала хоть слово, то ничем этого не показала. Когда я закончил, она лишь вежливо поблагодарила меня за спасение её драгоценного сыночка из лап этих жутких пиратов и на этом соизволила меня отпустить.
Люций лишь покачал головой.
– Но я всё-таки получил от Квинта Фабия то, что хотел.
– И что же?
– Поскольку он отказался дать мне мою долю выкупа, я настоял, чтобы взамен он дал мне кое-что другое из своего имущества – то, что он явно недооценивает.
– А, ты о своём новом телохранителе, – догадался Люций, бросив взгляд на Бельбона, который застыл в другом конце комнаты со скрещенными руками, невозмутимо сторожа нишу с моей одеждой с таким видом, словно охраняет выкуп за сенатора. – Этот малый – и впрямь истинное сокровище.
– Этот малый спас мне жизнь на пляже близ Остии – и, быть может, спасёт ещё не раз.
***
Иногда дела вновь заводят меня в окрестности Неаполя и той бухты – и я всякий раз отвожу время на то, чтобы посетить городской порт, где обретаются рыбаки. Я спрашиваю у них по-гречески, не знают ли они молодого человека по имени Клеон. Увы, неаполитанцы и впрямь весьма подозрительный и несловоохотливый народ: ни один из них так и не признался, что знает рыбака с таким именем – но ведь хоть кто-то в Неаполе должен был его знать?