— А теперь мы должны это сохранить, — ответил отец.
— Нет. Консерватизм в данный момент неуместен, — Виктор сложил руки на груди.
— Как мало ты знаешь о жизни...
— Стоит только захотеть, можно и горы свернуть.
— Все в юности революционеры, а с возрастом становятся консерваторами. Неужели ты увлекаешься марксисткой чушью? — спросил Эдвард, теперь он понял: хоть дома и не было книг Маркса и Энгельса, сын читал это в пансионе вместе с другими такими же сорвиголовами.
— Да. Каждый современный человек должен знать такое, — Виктор встал и собрался уходить. — Так мы поговорили обо мне? — отец вздрогнул от вопроса, в котором ощущался возраст, намного больший его настоящего.
— Нет, но разговор окончен, — Эдвард сел в кресло. — Печально, что все так складывается, но пока ты живешь, как я хочу, и через четыре года ты будешь учиться в Эдинбурге.
— Я пойду.
— Постой...
— Что еще, — он обернулся.
— Присмотри за Руфусом, — попросил отец.
— Нет, потому что ты отнял меня от дома в еще более младшем возрасте.
Виктор вышел из кабинета, пока он шел по коридорам, в его голове билась только одна мысль: «Никогда. Никогда. Потому что я сбегу отсюда когда-нибудь. Я не хочу быть здесь».
Утром он и Мария уезжали, а вместе с ними Руфус. Виктор устало посмотрел на брата, он уже ощущал, как будет ужасен следующий год. Он закрыл глаза, забывая на минуту обо всем. Есть гораздо большее, нежели чем долг и семья, есть зов сердца, а сейчас его сердце бешено колотилось от одной лишь мысли, что, возможно, где-то там высоко парит его мечта. От этой мысли он сильнее зажмурил глаза, каждый новый удар сердца наполнял душу сладостью, переполняя ее самыми лучшими чувствами.
Пускай он может и не быть здесь, зато с ним всегда будет аромат ирландских трав, что он пронесет через всю жизнь, бережно храня как напоминание о детстве, о той земле, на которой он родился.
Глава 5
Будучи детьми, мы редко задумываемся о будущем, и это позволяет нам радоваться жизни так, как умеют не многие взрослые. В день, когда мы начинаем беспокоиться о будущем, детство наше остается позади.
Патрик Ротфусс. «Имя Ветра»
Октябрь 1910.
За два месяца, проведенные в стенах пансиона, Виктор понял, что хочет уйти и отсюда. Порой он, как неприкаянный, ходил по коридорам и комнатам, никого не замечая. Он все больше испытывал одиночество, несмотря на то, что с ним всегда были Артур и Гарольд. Джерад с ними с этого года не учился, и они остались втроем. В последнее время в душе он ощущал опустошенность, наверное, это все из-за Руфуса. Как он видел его лицо, слышал его голос, испытывал только одно желание — придушить, но каждый раз отдергивал себя, понимая, что мысли его сами по себе абсурдны. Но почему там, где Руфус, он чувствует себя лишним? Хотя он понимал, в чем дело. Во всем виновата мать, это она внушала, что он не достоин носить фамилию Лейтон. Она так и сказала, когда он покидал Холстон-Холл. И все, что оставалось Виктору, так это поклясться, что он достоин титула и фамилии.
Учителя отчитывали его за то, что он не приглядывал за братом, ни в чем ему не помогал и, самое главное, не хотел это исправлять. Он помнил тот октябрьский день, когда с друзьями они пошли в ближайшую деревню. С переходом в новый класс теперь для Виктора были возможны вылазки в ближайшие деревни, и ему навязали Руфуса, хотя, по правилам, это было запрещено. Виктора трясло от злости, все, что ему хотелось - чтобы он потерялся и больше не возвращался. Руфус со своими манерами, женственными чертами лица больше смахивал на жеманного юношу, нежели на скромного простого ученика, каким был Виктор. Мальчишки в деревни заметили это, и, конечно, завязалась драка.
— Угости монеткой, — вроде бы дружелюбно начали они, один из них, белобрысый, был немного старше Виктора.
— Нужно работать! — выпалил Руфус. — Так всегда говорит мой папа.
— Ба, папа говорит! — воскликнул коротышка. — Как мило звучит.
— А ты что не знал, что Ллойд Джордж запретил эксплуатировать детей! — сказал рыжий.
— Да, ты из этих эксплуататоров! Берни, бей его! — позвал кто-то из темноты.
— Да, я выше вас! — Виктор, наблюдавший за всем этим, дивился надменности Руфуса. — Маленькие оборванцы! — положение в обществе не давало ему право принижать других и возвышать себя. Кем он вообще себя возомнил?
— Эй, пацаны, бросьте его, — Виктор вышел из тени.
— А ты кто такой? — они все обернулись к нему.
— Сколько вам надо? — спросил он, вытаскивая из карманов монеты.
— А ты не простой, — белобрысый приблизился к нему, — не похож на этих богатеньких, — Виктор ухмыльнулся. Он как раз и был из таких. — Кстати, где ты живешь?
— Я из соседней деревни, — соврал Виктор.
— Я тебя не помню, — возразил темноволосый.
— Я постоянно меняю место, ненавижу свою семью и убегаю от них, — Виктор сделал такую же ухмылку, как и все, чтобы показаться своим.
— Ну что, пацаны, пошли. Считай, тебе повезло, — это было обращено к Руфусу.
Когда все ушли, Виктор схватил младшего брата за руку и поволок подальше от толпившихся людей на ярмарке. Руфус заметил, как из взгляда старшего брата исчезла сдержанность, он был в гневе, только Руфус не мог понять за что. Виктор повернул его к себе, не позволяя смотреть мимо. Ему до ужаса хотелось отхлестать этого самонадеянного мальчишку, но он как всегда подавил в себе это желание.
— Прекрати! Прекрати так себя вести, хватит выставлять напоказ происхождение и положение в обществе, — Виктор больно сжал запястье брата.
— Но я выше их! — выпалил Руфус. — Я лорд, а они оборванцы!
— Что!? С каких пор это так важно? Сейчас каждый, кто был никем, может стать всем, а кто был всем, может стать никем, — Виктор не любил показывать свое место в обществе.
— Не говори мне ни слова из этой марксисткой дури! — сказал Руфус.
— А это не дурь! Это так и есть, и жаль, что не понимаешь! — внутри Виктора все кипело, и уже мало что могло унять бурю внутри него.
— Папа правильно говорит, что ты никогда не станешь лордом, а будешь похож на оборванца! — Руфус поднял на брата глаза, и Виктор еле удерживал себя от необдуманного шага.
— Мне плевать, что говорят отец и мать, также плевать на твои слова. Знаешь, я больше не хочу вытаскивать тебя из переделок, пусть это делает твой отец или твое происхождение, — он резко выпустил руку младшего брата и пошел в сторону ярмарки.
Строгие мистрис просили его смотреть за юным братом, объясняя это его нежной душой и ранимым сердцем, но только он знал, насколько двуличен этот ребенок. Он мог смотреть преданно в глаза воспитателей и путано, артистично, краснея объяснять, что он не знал и больше так делать не будет, и здесь же, за спинами у всех, делает очередную пакость Виктору. Отец слал гневные письма, мать намеревалась приехать и во всем разобраться, но Виктор знал исход заранее: он как всегда окажется неправым. Похоже, их спор не закончится никогда.
У Виктора была отрада — появился совсем молодой преподаватель по биологии. Мистеру Кнолиссу, шотландцу, по случаю жизни оказавшемуся в Ирландии, было чуть больше двадцать. Он был прекрасно образован, и, самое главное, с ним было о чем поговорить. Зная о пристрастиях Виктора, он давал ему читать статьи в различных журналах, чему юноша был несказанно счастлив.
— Я рад, что ты решил стать врачом, — они пили часто чай по вечерам в маленьком кабинете мистера Кнолисса. — Это похвально.
— Мой отец не в восторге, но я точно это знаю, — Виктор поставил чашку чая на стол.
— Это и понятно: он хочет кому-то передать бизнес, а ты — старший, и умеешь общаться с людьми, и, самое главное, хорошо считаешь, — подметил мистер Кнолисс, отложив в стопку книги. — Я тоже пошел против отца. У нас, в Шотландии, небольшая типография, но я не хотел этим заниматься, и теперь, когда он умер, мама ведет кое-как дела, но мне все равно.